Племенные люди были мастерами не только в рисунках, но и в стратификационных отношениях. Леви-Стросс пишет: «Общество индейцев мбайя относилось неприязненно и даже с отвращением к воспроизведению потомства. Аборты и детоубийство считались почти обычным делом, так что воспроизведение группы происходило главным образом за счет усыновления, а не рождения». Вероятно, это связано с культурой войны и почитанием жестокости, как факторе эффективности, а привязанность к детям могла ослабить и уязвить племя.

«Тем не менее, дети появлялись в племени, и рождение ребенка знатного рода давало повод к праздникам. Они устраивались на каждом этапе роста ребенка: отнятие от груди, первые шаги, участие в играх и так далее. Глашатаи провозглашали титулы семьи и предсказывали новорожденному славное будущее. Если в один день с ним рождался еще какой-то ребенок, он становился его «братом по оружию». На празднике подавался медовый напиток в сосудах, сделанных из рогов или черепов. Женщины же, обрядившись в доспехи воинов, изображали сражения. Сидящих в порядке старшинства знатных людей обслуживали рабы, которые не имели права пить, у рабов часто не было наколок».

Рисунки консервативно передавались из поколения в поколение при помощи обучения, что даже спустя века совпадали в набросках первых путешественников и на фотографиях, рисунках, сделанных современными исследователями.

Исследователь племенных человеческих обществ Клод Леви-Стросс описывает способ нанесения краски. «Тонким бамбуковым шпателем, смоченным соком женипапо – сначала бесцветным, а после окисления сине-черным, женщина-художник расписывает лицо или тело товарки, иногда мальчугана, тогда как мужчины предпочитают отказываться от этого обычая. Художница импровизирует, не имея ни образца, ни эскиза, ни какой-либо другой отправной точки. Она украшает верхнюю губу узором в форме лука, заканчивающегося с двух концов стрелами. Затем она или разделяет лицо вертикальной чертой, или рассекает его в горизонтальном направлении. Поделенное на четыре части лицо свободно расписывается арабесками без учета расположения глаз, носа, щек, лба и подбородка, как бы на сплошной плоскости. Эти умелые композиции, асимметричные, но при этом уравновешенные, начинаются от какого-нибудь угла и доводятся до конца без колебания, без помарки. Это удовольствие – привилегия женщин».

«Своими рисунками на лице, равно как и обычаем абортов и детоубийства, майя выражали все тот же ужас перед природой. Их искусство провозглашает высочайшее презрение к глине, из которой мы слеплены, в этом смысле оно граничит с грехом»7.

Для чего я привожу этот отрывок из повествования Леви-Стросса? Потому что он подмечает, что у людей есть стремление подчеркивать свою цивилизованность, которую обязательно противопоставляют животному миру, не подверженному культуре человека воздействию. Ужас перед природой есть ужас от мысли, что можно не обладать способностью изменяться, творить.

Наблюдая за описанными антропологами мирами племенных культур, складывается впечатление, будто попадаешь в девичью комнату, где разложены многочисленные палетки, расчески, помады, и перед зеркалом девушки наносят себе узоры тенями, кисточками и румянами. Этим они создают культуру украшения – культуру современного человека, всегда стремящегося к изменению всего, но начиная со своей наружности, что неподвластно животному, не обладающему сознанием. Из века в век люди украшали себя. И мысль антрополога о грехе, связанном с дикостью нашего тела, с его животной сутью, и избавлении от него через культурные ритуалы – действительно является подтверждением того, что украшение тела, его изменение нам, людям, жизненно необходимо.