Другие доказательства, не будучи столь утонченными, разделяют в разной степени ту же участь, что и доказательство святого Ансельма. Несмотря на дань похвалы, которую каждое из них может получить в момент своего появления, не только ни одно из них не принуждает разум в момент своего возникновения, но постепенно все они стареют, как формы, предназначенные сменять друг друга в служении человеческому роду. Ценность каждого из них зависит от состояния народов, их просвещенности, их чувств. Подобно тому как искусство существует только для эстетических душ, а музыка, например, ценна лишь для тех, у кого есть слух, религиозные истины имеют значение только для умов, способных их понять и расположенных их любить, – одним словом, для тех, у кого есть разумение и вера. Отсюда происходит, что то одно, то другое доказательство оказывается в фаворе. Тем не менее, различные доказательства так связаны и поддерживают друг друга, что их объединенная сила всегда побеждала самым убедительным образом все возражения, будь они народные и простые или схоластические и скептические. Эти доказательства представляют собой очень возвышенные философские соображения, религиозные размышления величайшей важности, и факт в том, что даже когда они не представлены в форме силлогизма, разум не может им противостоять. Именно благодаря их сущностно религиозной ценности наиболее религиозный из философов – я имею в виду Фенелона – изложил их с наибольшей красноречием и убедительностью.

Вообще, с этими доказательствами дело обстоит так же, как и с доказательствами бессмертия души: каждое в отдельности можно опровергнуть; но собранные вместе, они не только усиливают друг друга, но и дополняют идею Бога, делая её столь же мощной в своей истинности, сколь и ясности. Для нравственных существ они носят характер авторитета настолько неопровержимого, что существование Бога для них действительно доказано.

Существование Бога, кроме того, дано душе непосредственно, и даже если бы оно было недоказуемо для разума, оно оставалось бы предметом веры для чувства. Возможно, оно настолько мало доказуемо именно разумом, что и не нуждается в доказательствах, поскольку так легко, просто и естественно постигается, – ведь высший разум есть также высшая постижимость. «Если кто-нибудь спросит меня, – говорит Фенелон, – каким образом Бог присутствует в душе, какой вид, какой свет, какой образ открывают Его нам, я отвечу, что Ему не нужен ни вид, ни образ, ни свет. Высшая истина есть высшая постижимость; бытие через себя самого есть через себя самого постижимое. Бесконечное Существо присутствует во всём». (стр. 234, 315.)

Из того, что эти доказательства не принуждают разум, хотели сделать вывод, что они имеют чисто субъективную ценность и что этот характер происходит именно от отсутствия в них объективности.

Но, напротив, если идея Бога вспыхивает в нас, то потому, что она живет в нас, составляет саму основу, субстанцию нашего разума; и если существование Бога не может, как истина второго порядка, быть выведено из чего-то другого, то потому, что всякая выведенная истина, всякое заключение имеет меньший охват и причастно абсолютной истине в меньшей степени, чем посылки, источник, из которого оно выводится.

Вера в Бога, не будучи ни фактом наблюдения, ни индукции, ни дедукции; это убеждение, имеющее своим предметом первоначальную истину и образующее фундаментальную идею разума, – все доказательства могут быть сведены к одному, уже найденному у Платона, а именно: существование и природа самого разума. Если все наши идеи и сама способность к идеям, разум, есть лишь причастность вечным идеям, то существование Бога, вместилища этих идеей, доказывается одним лишь существованием наших идей, существованием нашего разума.