– Да нет уж, теперь, наверно, не обрадуется, – сказал Шитиков. – Отвыкла от дочери. У Ирки новые сердечные дела, ищет мужа.

– Лучше помолчи! – прикрикнула на него Татьяна Ивановна и продолжила говорить с Чугуновым: – Что ж, школа тут у нас под боком. Пускай Настя идёт и учится. Только мы не поведём её ни в какие другие школы, кроме общеобразовательной. У нас времени нет водить, все мы работаем. И необязательно учить ребёнка музыке. Что это даёт? Лишние расходы и хлопоты.

– Это многое даёт для общего развития, а может дать и профессию, – сказал Андрей Иванович. – Девочка второй год учится по классу скрипки и занятия не бросит. Мы сделаем всё, чтобы не бросила. Если на семейном совете договоритесь взять Настю к себе, то, пожалуйста, подумайте, как продолжить её музыкальное воспитание. Ради ребёнка приходится многим жертвовать. Александр Васильевич, я знаю, любит классическую музыку – вот ему было бы интересно водить внучку в музыкальную школу. Оставил бы он работу да всё свободное время посвятил Насте.

– Н у, у вас одни взгляды, а у нас другие, – хмуро, упрямо ответила Татьяна Ивановна. – Я считаю, что это блажь – обязательно водить ребёнка в музыкальную школу. Никто из нас с работы не уйдёт. А жить на что прикажете? Сейчас, по-моему, надо думать только о том, как выжить. При нынешних ценах, того гляди, с голоду умрёшь или из квартиры выселят за неуплату долгов.

Голод Шитиковым едва ли грозил. Татьяна Ивановна преувеличивала. Она всю жизнь трудилась в продуктовых магазинах и теперь торговала в одном из них, уже частном. Опытная продавщица умела экономить на продаже, сэкономленное незаметно брала домой и кормила близких неплохо.

– Всё-таки нужно узнать мнение Настиной матери, – сказал Андрей Иванович…

Слышно повернулся ключ в замочной скважине наружной двери. Дверь открылась и прихлопнулась. Шурша верхней одеждой, Ирина сняла её в прихожей, потом расстегнула молнии и скинула сапоги, пристукивая ими о пол.

– Кто у нас? – спросила она тонким голосом.

Татьяна Ивановна ответила.

Она позвала ужинать. Помня, что женщины в этом доме противятся спиртному, Андрей Иванович всё же достал из сумки четвертинку горькой. Он так озяб на улице, что купил водки и решил согреться ею в гостях. У него и теперь не унялась внутренняя дрожь, вестница простуды. Татьяна Ивановна молча поставила на стол две стопки с золотистыми ободками – гостю и мужу.

Ирина пришла к ужину последней. Сев за стол, она приподнялась, двинула стул, что-то, хмуря брови, поискала возле него и опять села. Чугунов сказал себе, что она выглядит молодо, годы пока незаметно накладывали грубые штрихи и краски на её лицо, бледное, утончённое, с заострённым подбородком. Просторную кухню Шитиковых неярко освещало бра, висевшее над придвинутым к стене столом, и в затенении Ирина виделась Андрею Ивановичу в образе марсианки Аэлиты, памятном ему по графическому рисунку в книге Алексея Толстого. Молодая женщина слегка растягивала губы, по углам отогнутые вверх. Улыбка, словно намеченная, но не явная, часто блуждала на её лице, но большие миндалевидные глаза Ирины, сколько помнилось Чугунову, никогда по-настоящему не улыбались и не смеялись.

Когда он взялся разливать водку по стопкам, то заметил, мельком глянув на бывшую сноху, как улыбка с её лица спала при виде того, что он делал. Но он разлил, выпил с Шитиковым и стал есть, хваля ужин – Татьяна Ивановна готовила превосходно.

– Давайте ещё по одной, пока не всё съели, – сказал Александр Васильевич, потирая ладони, но лишь только с воодушевлением сам налил себе и Чугунову, жена шлёпнула его по руке, взявшейся было за стопку. Дёрнув плечом, он сердито произнёс: – Что ты меня осаживаешь и позоришь перед человеком? Могу я по-мужски выпить с ним и поговорить?