Отступление через Альпы происходило в ужасном беспорядке. Оно превратилось бы в настоящее бедствие, если бы не усилия принца, из-за которых его собственная жизнь оказалась в опасности.

У ворот Гренобля Филипп узнает, что нежная и неподражаемая графиня Аржантонская вместе со своей подругой остановилась в одной из тихих гостиниц города. Понимая, насколько это на руку его недругам, Филипп имел мужество просить передать графине, что она должна спешно покинуть город. Но она остается – и побеждает. В первый же вечер герцог Орлеанский, превозмогая боль, встает с постели и, выскользнув через заднюю дверь, скоро оказывается в объятиях своей любовницы.

Последовавшая неделя была самой прекрасной за все время их любви. На нежной груди своей возлюбленной он наслаждался отдыхом от полевой жизни, вполне довольный собой, своей судьбой, даже своей болезненной слабостью, и чувствовал опьянение Ромео, долгое время лишенного любовных утех. После шести лет верности он восхищался Марией-Луизой д’Аржантон так же, как в день их первого поцелуя, заново открывая для себя ее великолепное тело.

В Версале уже было известно об этом безрассудстве. Сен-Симон был недоволен, а мадам герцогиня, высоко подняв свою веселую головку, изощрялась в злословии. Ее злобная сестра, возможно, из ревности – разве не тронула она когда-то сердце Филиппа? – со своей стороны старалась изо всех сил. Герцог Орлеанский появился как победитель. Людовик XIV принял его лежа в постели – он был нездоров – и выказал ему самые теплые чувства, на что тут же откликнулись все придворные.

Таким образом, проигранная Туринская битва обернулась для Филиппа победой. Впервые его достоинства перевесили предубеждение, преследовавшее его с детства, впервые он почувствовал себя независимым – чары злой феи были преодолены.

И когда следующей весной он назначается – теперь уже без всякого ментора – верховным главнокомандующим армии, которая направлялась в Испанию на помощь Филиппу V, он больше не сомневается в своей звезде.

Воздушные замки

(1707–1709)

Направляясь в Испанию с подобающей пышностью, герцог Орлеанский размышлял о значительности возложенной на него задачи. Ему предстояло укрепить двадцать три короны, которые вот-вот готовы были соскользнуть с головы Филиппа V, примирить Испанию с королем из дома Бурбонов, вдохнуть силу и волю в эту страну, чтобы она следовала одной дорогой с Францией, сбросить в море две австро-английские армии… Но иногда облачко набегало на красивое, хотя и не по возрасту одутловатое лицо принца: он думал о флоте противника, блокировавшем все побережье, и о его основных войсках, занимавших добрую треть полуострова. Нет, на поле боя он никого не боялся. Но будет ли он так же бесстрашен при испанском дворе, который вот уже несколько веков являл собой одно из самых странных зрелищ в Европе и мрачную атмосферу которого не смогло развеять появление на испанском троне французского монарха?

Как был бы полезен Дюбуа в этих обстоятельствах! Но король запретил ему брать с собой наставника: после злосчастной поездки в Лондон настороженное отношение его величества к изысканному аббату только увеличилось.

Филипп V, как и герцог Орлеанский, имел несчастье родиться младшим братом наследного принца. И пока он не взошел на испанский престол, его воспитатели, как когда-то наставники Месье, делали все, чтобы вырастить из него человека, не способного встать на пути старшего брата. Но если наставники Месье поощряли его пороки, то наставники герцога Анжуйского поощряли его достоинства, особенно набожность, доведя ее до крайности, почти до безумия. И когда было получено неожиданное завещание, короля начали мучить угрызения совести. Но было поздно! Карл II завещал Испанию безвольному монаху.