В ночь с 6 на 7 сентября запыхавшийся офицер разбудил герцога Орлеанского сообщением, что войска императора приближаются к лагерю. Забыв о всех своих решениях, принц бросился к Марсану и стал доказывать, что победа возможна, если войска немедленно перегруппируются и первыми начнут бой. Маршал бесстрастно посоветовал его высочеству пойти отдохнуть и спокойно заснул. Охваченный возмущением, негодованием и отчаянием, Филипп клянется больше ни во что не вмешиваться.

С первыми лучами солнца показались передовые отряды противника. И тогда стали очевидны замешательство, растерянность и смятение людей, неожиданно увидевших последствия своих ошибок.

Герцог Орлеанский с деланно безразличным видом скакал чуть впереди полка солдат, шагавших с унылыми лицами.

«Ваше высочество, – неожиданно крикнул ему старый солдат, – правда ли, что вы отказываетесь идти с нами в бой?»

Эта фраза все изменила.

«Я не могу отказать тому, кто просит меня об этом таким образом», – ответил Филипп.

И он решает спасти Марсана и Ла Фейада вопреки им самим. Может быть, это ему бы и удалось, если бы за каждым его приказом не следовал прямо противоположный. Предательство зашло столь далеко, что он ударил офицера из полка герцога Анжуйского, упрямо не выполнявшего его приказаний.

А там, внизу, принц Эужен атакует, продвигается вперед. Филипп творит чудеса, находясь всегда в самой гуще боя, с хладнокровием, которого не могут не видеть и не ценить окружающие; его пример всех заражает… Он не покинул поле боя даже когда был ранен – сначала довольно легко в бедро, а затем уже тяжелее в руку чуть повыше запястья. Генрих IV в Иври был более удачлив, но и он не проявлял столько героизма и ловкости. Да и сам Генрих IV не сумел бы справиться со всеми ошибками, совершенными из угодничества.

Все отступают, все бегут. Тяжело раненный, Марсан попадает в руки противника. В палатке, куда он был перенесен, он просит передать герцогу Орлеанскому письмо, которое так и не отправил в Версаль, зовет священника и умирает, унося с собой тайну своего бездействия, оказавшегося фатальным.

Сначала его обвиняли только в том, что он пожертвовал всем из желания угодить Ла Фейаду, готовя этому деспотичному зятю министра лавры победителя. Позже возникнет вопрос, не повиновался ли он секретным инструкциям герцогини Бургундской. В настоящее время это подозрение с прекрасной принцессы снято, но загадка остается.

Понимая, что битва проиграна, герцог Орлеанский собирает свою артиллерию, обозы и готовит отступление. Отступить можно было прямо во Францию и в Ломбардию. В первом случае французская армия покидала Италию совсем, оставляя ее императору, поэтому Филипп решился на дерзкий шаг – двинулся в Ломбардию, втайне надеясь соединиться там с частью французской армии, только что одержавшей победу при Кастильоне, и окружить принца Эужена под Турином.

Узнав об этом плане, Ла Фейад и большая часть его генералов, немало награбившие в Италии и мечтавшие лишь о том, чтобы поскорее доставить свое добро в надежное место, подняли страшный крик. Раздраженно принц приказывает им замолчать и готовиться к отступлению, но предательство снова, во второй раз, путает ему карты. Пока солдаты выступали в сторону Милана, конвои с припасами направились в противоположную сторону. Пришлось дать приказ остановить отступление войск; тут же, одно за другим, стали поступать сообщения о якобы многочисленных засадах врага впереди. Что можно было противопоставить этому всеобщему заговору? Измученный, тяжело страдавший от раны, неудачливый герой сел в карету, сказав, что его могут везти куда угодно.