– Мне кажется, – сказал Куси, – что Филипп принял нас холодно, прием его показался мне очень сух, если не сказать более.

– Трудно королю питать ко мне более теплые чувства, чем я питаю к нему, – отвечал Тибо, – и мне было бы жаль, если бы более вежливый прием принудил меня к вежливости, которая дорого стоила моему чистосердечию.

– Однако, – продолжал Куси, подъезжая ближе к своему другу, – это ты уговорил ее отца отказаться от предложения, которое граф Жюльен делал ему от имени графа Фландрского и которое сначала он принял очень хорошо.

– Конечно, я и теперь сделал бы то же самое, потому что если я и не люблю Филиппа как человека, но восхищаюсь им как королем. Послушайся меня, Куси, подражай моему поведению.

– Граф д’Овернь, – раздался вдруг голос позади. – Тот, кто смотрит на солнце, рискует ослепнуть. Сир де Куси, сокол, который хотел налететь на орла, был растерзан на куски, потому что орел – царь птиц.

Тибо покраснел, а Куси вздрогнул и обернулся.

– Что хотел сказать этот негодяй своим орлом и соколом? – вскричал он. – Мне хотелось бы схватить его и заставить объясниться.

Но сколько бы ни высматривал он того, кому принадлежал голос, так ничего и не узнал. Тибо д’Овернь не спрашивал объяснения слов, обращенных к нему. Он только сказал тоном презрения несколько притворного, что голос показался ему похожим на голос Галлона.

– Ты ошибаешься, Тибо, – возразил Куси, – это не его голос. Притом, он уехал уже больше часа назад на ристалище.

Действительно, первый предмет, поразивший взоры обоих друзей, когда они въехали на ристалище, был Галлон, сидевший на тумбе и очаровывавший многочисленную толпу мужчин, женщин и детей своей смешной физиономией и своими ловкими фокусами.

– Подходите ближе! – кричал он визгливым голосом. – Подходите! Я король кошек и покровитель воробьев! Нет ли у кого из вас собаки без перчаток, козы, которой нужна шляпка? Приведите их! У меня есть то, что им нужно. У меня есть талисманы для девушек, желающих мужа, у меня есть лекарства для обманутых мужей и для влюбленных кошек, ха-ха-ха!

Но заметив своего господина и зная, что Куси будет недоволен таким фиглярством, он вдруг замолчал и, перепрыгнув через ближайшие головы, исчез как молния из глаз изумленной толпы.

Граф д’Овернь и друг его вошли в палатку, где они должны были вооружиться, когда веселые трубы возвестили о прибытии короля.

Кавалькада была великолепна. Отряд телохранителей, который Филипп организовал в Палестине, чтобы оберегать себя от кинжала убийц, и которых оставил потом как силу, всегда находящуюся под руками, открывал шествие, ударами алебард заставляя отступать толпу, теснившуюся, чтобы видеть короля. Потом ехали герольды, по два в ряд, в своих разноцветных табарах, за ними герольд Монжуа, которого провожала толпа маршалов и лакеев и приезд которого был принят криками: «Монжуа Сен-Дени!» Добрые парижане любили и очень восхищались его великолепным костюмом и красивой осанкой.

Несколько далее, среди отряда телохранителей, с тяжелыми копьями, положенными на плечо, ехал сам король. Вооруженный с ног до головы, но с открытой головой, он ехал медленно, как будто находил удовольствие показываться народу, покрывавшему даже крыши.

За ним ехала на белом коне Агнесса Меранская. О костюме ее знали только, что он также бел, потому что, как только примечали ее, нельзя было ни на что иное обращать внимание, как на ее чудную красоту. Ее горячая лошадь, живые движения которой она сдерживала своей крошечной ручкой, еще более подчеркивала ее грацию и ловкость; повсюду, где она проезжала, раздавались единодушные восклицания восторга.