Мы прекрасно провели время вместе, наслаждаясь просмотром комедий и игрой в увлекательные настольные игры. Лариса с удовольствием показывала мне альбом с детскими фотографиями сына, прося только не рассказывать ему об этом, чтобы он не злился.
Вместе с Сан Санычем мы сыграли партию в шахматы. Он был в полном восторге от того, что наконец нашел достойного соперника, ведь никто в доме, кроме меня, не умеет играть. И вообще он, оказывается, мировой мужик. Это только с виду он сердитый и угрюмый, а в душе очень добрый и отзывчивый человек, жаль, что внук не в него. По ночам мы с ним встречаемся у холодильника. У нас обнаружилась общая страсть и любовь к докторской колбасе. Днем Лариса строго бдит, чтобы дед сидел на жесткой диете. После обследования врачи нашли у Сан Саныча много проблем со здоровьем. Выписали таблетки и посадили на диету. Но дед говорит, что все они бездари и не понимают, что он скорее загнется, поедая паровые котлетки, чем свою любимую колбасню. Поэтому, когда все засыпают, он пробирается на кухню и пирует. А я просто люблю есть по ночам.
Чем больше я узнаю родных Никиты, тем сложнее мне становится обманывать их и притворяться. С ужасом думаю, что случится, если вдруг семья узнает о нашей лжи. Я же не смогу смотреть им в глаза! Все относятся ко мне с огромной теплотой и заботой, а я им вру и даже не краснею. Скоро спать нормально перестану из-за мук совести. А вот Шувалову все нипочем. Полностью погрузившись в работу, он как будто ничем больше не интересуется. Все мысли направлены на то, как бы обойти Льва и стать единственным владельцем компании.
От вида фантиков, стаканов с газировкой и коробок из-под пиццы лицо Никиты медленно перекашивается. А если он узнает, что я грызла печенье в постели, мне вообще хана будет. Хотела ведь прибраться, но забыла и уснула.
Тихонько наблюдаю за ним, высунув нос из-под одеяла, в ожидании, когда же разразится буря. Но к моему огромному удивлению, Ник не ворчит как старый дед. Подойдя к столику, берет кусок пиццы и откусывает.
— О боже, ты сел в уличных брюках на чистую постель и грязными руками ешь пиццу, — не могу отказать себе в удовольствии поиздеваться над ним. Обычно таких вольностей он себе не позволяет.
— Хорош язвить, — говорит, продолжая жевать с удовольствием.
— Из этого бокала я пила. Не побрезгуешь? — не узнаю своего женишка, когда он тянется за моим стаканом.
— Цыц, говорю. Я голодный и злой, — можно подумать, он когда-нибудь бывает добрым. Выпив газировку, вытирает руки салфеткой и, сняв пиджак, бросает на кресло.
Затем Шувалов садится, упершись локтями в колени. Опускает голову. Ничего не говорит.
— Почему ты пошла работать в эскорт? Неужели работы приличней не нашлось?
От неожиданного вопроса я сначала впадаю в ступор, а потом решаю подшутить над ним. Я уже устала говорить ему, что никогда не была проституткой.
— А меня мама продала сутенеру за долги, — невозмутимо вру.
Никита резко поворачивает голову и смотрит на меня ошалело.
— Ты сейчас шутишь? А сколько мужчин у тебя было?
— Трое, — ну, тут я не соврала.
— Это за какой период? — иронично приподнимаются уголки губ. — За неделю до того, как мы встретились?
— Мог бы хоть разок позвонить с работы и спросить, как я себя чувствую, — обижено тереблю в руках край одеяла. — Я вообще-то твоя невеста. Хоть и фиктивная.
— Ты заноза в моей заднице, а не невеста.
— Да я тебя спасаю, можно сказать, благодаря мне ты наследство получишь. Можно и повежливее себя вести.
— Пока я ничего не получил и чувствую, что из-за тебя не видать мне фирмы.
Что-то пробубнив себе под нос, Ник устало поднимается и уходит в гардеробную. Поняв, что разговор окончен, плетусь в душ.