Это наивное касание пустило по позвоночнику острую липучку.

Стоп, это просто… ладонь. Это просто пальцы. Это просто…

Повернув её руку ладонью вверх, он погладил голубые венки на запястье; по его лицу от скул к вискам бегали желваки.

В голове глухо стучала кровь; желудок мёрз и дрожал.

Что ты тут делаешь? Выпрями колени… Выпр…

Прикрыв глаза, Свят поднёс её запястье ко рту и коснулся его губами. Отстранившись через секунду, он с шумом втянул воздух и вновь жадно прижал губы к её руке. Его дыхание было горячим, а губы – слегка шершавыми. По запястью пробежал его острый язык, и в низу живота взревела горячая волна.

Только не… Боже.

…Не успев усмирить своё полоумное подсознание, она стонет – глухо и сдавленно.

Этот стон до того страстный и беспомощный, что коридор плавится и стекает с тела.

Зрачки Свята расширяются. Он поднимает глаза, и в них горит до того безумное желание, что она едва не теряет разум.

И я тебя. И я тебя тоже.

Покачнувшись, он делает к ней ещё шаг и крепче сжимает её руку; в кожу впиваются широкие ногти, которые она недавно рисовала.

Да. Иди ко мне.

Нет, не подходи, боже. Я потеряю сознание.

Касайся меня… Нет, не подходи.

Что делать? Что выбрать? Что правильно?

…Дверь актового зала оглушительно ударила по косяку, и коридор огласил чей-то смех.

Выдернув руку из вампирской ладони, Вера вздрогнула и устремилась прочь по коридору, молясь только об одном: не поскользнуться.

Было ли это самым правильным?

Она не знала. Но единственным звуком застывшего мира остался стук каблуков.

Дверь закулисья… Внутрь… Схватить свои вещи… Наружу… Вперёд… Вниз…

Не смотри, только не смотри по сторонам.

Потная ладонь с трудом скользила по ледяным перилам.

Пусто. Везде было холодно и пусто. Гудящий университет будто вымер.

И эта пустота пугала до потери пульса.

Толкнув тяжёлую входную дверь, Уланова выбежала в промозглую октябрьскую ночь и наконец вдохнула полной грудью. Сердце то билось в истерике, то исчезало вовсе.

– Почему так страшно? – глухо прошептала Интуиция, пряча в ладонях бледное лицо.

На дальней стоянке белело одинокое такси. Благословив линзы, Вера стремглав понеслась к нему, всё ещё держа пальто в руках; было холодно, кошмарно холодно.

Плечи сводило ветром, а шпильки гулко били по брусчатой мостовой.

Проигнорировав осоловелый взгляд водителя, она плюхнулась на заднее сиденье, выкрикнула адрес и откинула затылок на подголовник. Лицо и шею опутала паутина ужаса – и сколько бы она ни водила пальцами по щекам, сегодня её было не снять.

Только не твои глаза. Только не трогай запястья. Только не губами. Только не языком.

…Смотри на меня.

«Это ты великолепна», – шелестит в ушах его хриплый шёпот, и солнечное сплетение вновь сводит тугая судорога.

Убегай лучше прямо сейчас. Не думай, не гадай!

Это другая реальность, к которой у тебя нет доступа!

Ты ведь знаешь, что ещё несколько прикосновений – и ты бы уже не остановилась.

Рука открывает окно машины, и потоки ветра медленно выводят из паники на свет.

* * *

Сегодня мебель в ещё не отапливаемой квартире почему-то обжигала.

Ворочаясь на раскалённой простыни, Свят никак не мог придумать позу, которая бы пощадила растерзанный мозг. Перед глазами всё пылали обрывки впечатлений, безжалостно смешанные в кучу каким-то хэллоуинским святым.

…Сбегая от Марины под прикрытием Олега, Свят даже не сразу понял, куда он хочет бежать. Только одно было ясно: нет, не сегодня Марина будет здесь.

Только не сейчас в этой постели.

Пионы Гатауллина почти загнали её сюда, но единственная маленькая ладонь одним махом отбила все купоны Измайлович на пребывание в этой квартире сегодня ночью.