Я выглянула, проверив коридор. Судя по воплям детей (больших и маленьких), доносившихся из столовой – завтрак уже начался, а госпожа Бонита уже отчалила от пристани «Дом» и поплыла к пристани «Церковь». Самое время.

Поставив ведро напротив двери, чтобы любой, кто появится, его опрокинул, подарив мне несколько секунд, чтобы скрыть следы преступления, я открыла чернильницу, заточила перо и написала на тонкой писчей бумаге с вензелем королевской бумажной фабрики: «Уважаемая мать настоятельница! Обстоятельства изменились, и нам больше не требуется служанка. Приношу извинения за доставленное беспокойство». Подумав, я добавила подпись «де Синд», не написав имени, растопила воск, прислушиваясь к каждому шороху в коридоре, запечатала письмо, приложив перстень, и надписала адрес: «Монастырь Святой Клятвы, настоятельнице».

Письмо тоже отправилось в карман моего передника, печать насухо вытерта, писчие принадлежности расставлены, как раньше, и я, подхватив ведро и тряпки, отправилась в комнату барышни Ванессы.

Первое, что я почувствовала, переступив порог – сладковатый аромат пудры. Чихнув несколько раз – таким сильным был запах, я принялась за уборку, помня наказ Джоджо – ничего не перекладывать, ничего не переставлять.

Комната представляла собой живописный дамский уголок, где чулки и кружевные нижние штанишки валялись вперемешку с альбомами и жемчужными бусиками. К шторам были приколоты букетики высушенных цветов, а зеркало украшали вырезанные из модного альманаха женские головки с изящными прическами.

Заправляя постель, я обнаружила под подушкой томик романов заграничного автора. «Превратности любви», - было написано на переплёте. Не удержавшись, я открыла книгу там, где страницы были заложены тканевой закладкой в виде милующихся голубков, и прочитала:

«- Джина, - произнёс бедный юноша, краснея и бледнея. – Я должен сказать вам…

- Да, господин Эдельсон? – ответила невинная девушка, глядя ему в глаза. – Говорите, я слушаю вас очень внимательно. Но что с вами? Почему вы дрожите? Вы больны?

- Всё верно, я болен, - произнёс молодой человек с непередаваемой мукой в голосе.

- О Боже! – воскликнула прелестная Джина, бледнея от ужаса. – Надо немедленно пригласить доктора! Ах, у меня сердце разрывается!.. Если с вами что-то случиться… - она умолкла и спрятала лицо в ладони, покраснев так, что даже маленькие ушки под белокурыми нежными локонами стали пунцовыми.

- Неужели вы не понимаете, что от моего недуга есть только одно лекарство? - осмелев, наблюдая смущение юной красавицы, господин Эдельсон пал на колено перед ее креслом, и прозвучали те самые слова, которые пронзили сердце юной девы молнией с ясных небес. – Я люблю вас, Джина… Полюбил с первого взгляда, как только увидел…».

- Глупая Джина, ты ему обязательно поверишь, - пробормотала я, захлопывая книгу.

Мне стало горько от мысли, что Ванеса читает подобную ложь. А ведь я тоже читала такие романы… в её возрасте. И тоже мечтала и верила, что однажды появится какой-нибудь господин Краснеющий-бледнеющий и падет на колени, признаваясь мне в любви.

Глупые и опасные мечты. И тех, кто пишет подобные романы, надо штрафовать самыми высокими штрафами. За бессовестный и заведомый обман.

Отправив книгу обратно под подушку, я нахмурилась и продолжила уборку, так выколачивая подушки, словно они были тем самым автором «Превратностей любви».

Дверь распахнулась, и в комнату влетела Ванесса. Увидев меня, она презрительно скривила пухлые губки и коротко приказала:

- Пошла вон!

- Прошу прощения, я ещё не закончила уборку… - начала я, но девушка не дала мне договорить.