– Потанцуем? – предложил он, показав глазами на собственный телефон.

Наверняка в подписках можно найдётся что-нибудь подходящее, достаточно романтичное, чтобы сподвигнуть девушку на чуть большее, чем допустимо на первом свидании.

Это же свидание, правильно?

– А давайте, – допив фужер до самого дна, ответила Фея.

Сногсшибательное чувство – держать Фею в своих объятьях, особенно когда она заметно расслабилась, закинула руки ему на плечи, закрыла глаза, придвинулась чуть ближе, чем позволяют приличия.

Леонид в свою очередь опустил руку на поясницу, чувствуя, как удивительным образом Фея подходит ему, каждый изгиб, сантиметр тела был словно выточен под заказ, по личному лекалу. Удивительное чувство, немного странное, необычное. Притянул к себе тонкий стан, с заметным давлением, но избегая грубости, прижал и тоже закрыл глаза, отдаваясь музыке и чувственному наслаждению.

Именно наслаждению, а не банальной похоти, которая должна бы возникнуть при данных обстоятельствах. Какой-то запредельный эмоциональный кайф, а не желание переспать здесь и сейчас, хотя последнее, что греха таить прочно осело в мыслях и теле.

Вторая рука, пальцами, слегка касаясь, пробежалась по позвоночнику, поднялась к шее, чувствуя тепло кожи, серьгу, шелковистые волосы, чуть сдавила, притягивая ближе.

Нагнулся, вдохнул аромат кожи за ухом, сладко-цветочный, тот самый, шлейфовый, идеально сочетающийся с именем и внешностью. Обхватил губами мочку, легонько сжал, одновременно чувствительно, с силой прижимая к себе женское тело.

Судя по всхлипу, Фея отлично почувствовала, какое имеет на него влияние. Леонида вело, уносило в такие дали, что контролировать себя становилось не просто сложно, а невозможно. Фея же отвечала взаимностью, скользя тонкими пальцами с острыми ноготками по его шее, ныряя под ворот лёгкого джемпера.

Чёрт возьми, он не сможет оставить всё как есть, иначе просто лопнет, если сегодня же, сейчас это чудное создание не окажется в его постели. Голая, распластанная, под ним, над ним, как угодно, в любой позиции, главное – очутиться с ней, в ней.

Прошёлся легчайшими поцелуями по абрису лица, останавливаясь у виска, чувствуя губами несущийся пульс, аккуратную ушную раковину, местечко за мочкой, пробежался по щеке, остановился у уголка губ, спрашивая разрешение.

Дрогнувшие губы послужили сигналом. Мягкие, податливые, сладкие, уносившие в сладкий омут, обещающие неземное блаженство, фантастическое. Он проник языком в горячий рот, преодолевая крохотное сопротивление, надавив на затылок, настойчиво массируя, быстро добился ответа, постепенно и настойчиво углубляя поцелуй. Переступал мелкими шажками в сторону собственной двери, там до кровати рукой подать.

Рука сама опустилась вниз, подтянула подол, быстро подняла, скользя по стройной ноге, надавливая с приемлемой силой, дошла до ягодицы в чём-то крохотном, кружевном.

Леонид окончательно потерял себя. Увидеть это кружево, снять его, сорвать – вот его желание, рефлексы условные и безусловные, основной инстинкт.

Дверь открылась легко, Фея шагнула за порог, ведомая им, горячо выдохнула, запыхавшись от бешеного поцелуя, тут же открыла глаза, словно очнулась.

– Хочу тебя, – не теряя времени, заявил Леонид, не выпуская из рук спутницу, отставив прочь формальности с обращением на «вы».

– Я… я не могу… там Миша, – начала вырываться Фея.

– Миша? – Леонида словно ледяной водой окатили.

Миша? Какой к чёрту Миша? При чём тут Миши всех мастей, размеров и расцветок? К собачьим потрохам любых медведей!

– Сын, – запыхаясь, ответила Фея. – Ему семь лет, он один, там, – показала она на собственную дверь.