Так что, да, Леонид Борисович Один был консерватором, предпочитающим для свидания проверенные точки питания, без экзотических блюд, секс на собственной кровати, без потенциально калечащих практик.

И вот, пожалуйста, сидел на лестничной клетке, глотал брют, любовался феей по имени Фея, мысли же убегали в такие дали, что до лав-отеля рукой подать.

– Мне правда неловко, что ем только я, – взмахнула ресницами Фея.

– Почему же, я тоже ем, – Леонид потянулся к брускетте с лососем, краем сознания отметив, что корочка у той жёсткая, потому придётся есть руками, впрочем, учитывая, что Фея расправлялась с несчастными улитками, игнорируя правила этикета, невелика печаль.

– Расскажите о себе, – произнёс он, через минуту, которую потратил на брускетту, вкусную, к слову.

– Ничего интересного, – пожала плечами Фея.

– У вас интересное имя, Дорофея. Родители как-нибудь объясняли свой выбор?

– Ага, они большие поклонники русской словесности, – не моргнув глазом ответила Фея.

– Вы знаете, что ваше имя буквально переводится, как «дар божий»? – с улыбкой спросил Леонид.

– Читала, только я так себе подарок, – игриво пожала плечами Фея, облизнув кончиком языка губы.

– Все люди не подарки, – ответил Леонид.

Он-то точно не подарок, иначе, словами Лёки, его бы непременно прибрала к рукам приличная девушка, видимо, не нужен он приличным, как и неприличным тоже. Хорошо хоть феи соглашаются составить компанию, вкусить эскарго, выпить брют.

– Простите за личный вопрос, – решил, что ходить вокруг и около хорошо в пионерском возрасте, ему же собственную дочь в подруги сердца приписывают. – Вы замужем?

– Уже нет, – благодушно пропела Фея, сдобрив ответ сияющей улыбкой. – Развод – лучшее, что случилось в моей жизни, – с некоторым вызовом, но вполне искренне продолжила она. – А вы женаты? – тут же прилетел вопрос в Леонида.

– Нет, и не был, – честно ответил он. – Не могу сказать, что это лучшее, что случилось в моей жизни, – заключил он с улыбкой.

– Вы хотите жениться? – округлила глаза Фея.

– Скажем так, я не имею таких планов, но и ничего против тоже не имею. Рourquoi pas? – произнёс на французском расхожее выражение, которое прилипло к нему в пору юности, будучи модным.

В общем-то, он не был уверен ни в верности произношения, ни в переводе. Немецкий, как и английский, он знал почти в совершенстве, с французским не сложилось.

– Что-что? – растерянно переспросила Фея, заметно нахмурившись, словно в последней улитке попалась откровенная кислятина, вроде красной морошки.

– Почему бы и нет? – с улыбкой пояснил Леонид.

– Понятно, – Фея отвела взгляд, вздохнула своим мыслям. – Вы знаете французский?

– Немецкий знаю, жил в Европе, – Леонид посмотрел на Фею. – Я расстроил вас?

– Тем, что жили в Европе? – засмеялась соседка. – Нисколько! Только если в Дании вы не убивали дельфинов, – пожала она плечами.

– Клянусь, я даже не был на Фарерских островах, – как можно серьёзней ответил Леонид, скользя взглядом по изящной шее, вдоль длинной серёжки-цепочки с крошечной капелькой на мочке и такой же в самом низу.

Серьга покачивалась в такт туфле, которая ритмично слетала с пятки и возвращалась обратно, слетала и возвращалась, слетала и возвращалась. Внутрь, наружу, внутрь, наружу…

О чём они говорили?.. О дельфинах, да, о дельфинах, немецком языке и Европе, да, о ней самой, старой доброй Европе, где он ни разу не встречал подобных фей. И нигде не встречал, никогда. С такими изгибами тела, что сами просились в руки, с губами, манящими, как самый сильный магнит, взглядом, в котором раствориться бы навсегда.

Руки зудели от желания прикоснуться к Фее, по телу растекалось тепло, оседало в паху, заставляя действовать.