– Отсюда до «Детского мира» – три минуты, от «Дзержинки» до «Чистых Прудов» – еще три, две – запас. Итого – восемь. Иду по графику, – сказал вслух Сергей и прибавил шагу.
Возле памятника Александру Сергеевичу Грибоедову его уже ожидало хорошее настроение в виде премиленького улыбающегося личика сегодняшней незнакомки. Флюсов подошел к ней и, понурив голову, грустно сообщил:
– Я только что потерял цветы! Час назад купил тебе огромный букет цветов на последние деньги. Причем, что значит на последние. Эти деньги я занял у последнего человека, кто мог их мне одолжить, потому что, кроме него, никто в долг мне уже не дает. Значит, я купил цветы и пошел покупать тебе же мороженое. Пока покупал мороженое, кто-то украл цветы.
Пока я кричал на продавщицу мороженого, у меня украли только что купленное «Эскимо» на палочке. В расстройстве я закурил. Через несколько минут ко мне подошел незнакомый человек и передал палочку от «Эскимо». Я хотел пойти с горя напиться, но потом вспомнил, что у меня нет денег. Тогда я решил придти сюда и занять деньги у тебя.
Лена расхохоталась:
– Трепло!
– Заметьте, не просто трепло, а клевое трепло. Ладно, пошли где-нибудь посидим, поговорим по-человечески, а то я сейчас был в таком паноптикуме. Да и добавить, честно говоря, уже пора.
Глава шестая
Мысль, опережающая действие, – это план, мысль, опережающая неконкретное действие, – это авантюра, мысль, опережающая неконкретное действие с конкретным положительным финалом, – это уже уровневая авантюра, способная влиять на самые разнообразные и многочисленные факторы нашей фантасмагорической действительности.
Почему-то считается, что «авантюра» – это слово нехорошее, хотя на самом деле любой прорыв в неизведанное, любой резкий скачок в эволюцию человечества успешным своим завершением обязан именно ей.
Авантюризм Флюсова имел все признаки именно уровневой авантюры, заниматься обычными рутинными проблемами ему было скучно и противно. Последнее чувство вело к раздражению, а уже оно в свою очередь частенько выливалось в многодневные загулы, бессмысленное времяпрепровождение, общение с разного рода непонятными людьми, часто лишенными не только моральных принципов, но и политических ориентиров.
Одним из постоянных собутыльников нашего писателя был достаточно известный в московской тусовке рок-журналист Михаил Жигульский. Михаил Викторович был среднего роста, но благодаря худобе и тонким ногам казался значительно выше. Обычно он носил зеленый пиджак с выцветшими рукавами, желтые джинсы какой-то австралийской фирмы, старомодный узкий галстук под «Битлз» фиолетового цвета и тяжелые кованые башмаки, явно косящие под обувь американских «коммандос». Из-под лоснящейся беретки с обеих сторон выбивались пушистыми прядями длинные черные волосы, прикрывая на висках косые бакенбарды.
Попугайская расцветка одежды дополнялась удивительной способностью плеваться при разговоре, что обычно вынуждало собеседников постоянно отворачиваться, прикрывать лицо и одежду руками или платком.
При этом манера разговора господина Жигульского была пулеметной. Он мог говорить часами с кем угодно абсолютно на любые темы, при этом путаясь, перескакивая с одной мысли на другую, а порой и просто забывая то, о чем говорил секунду назад. В довершение всего, будучи близоруким, он частенько, нарушая правило личного пространства, разговаривал со своим визави нос к носу, при этом машинально откручивая тому пуговицы на одежде, если таковые, конечно, имелись.
Таков был субъект, проснувшийся ни свет ни заря в одном из женских рабочих общежитий московской окраины и абсолютно не помнящий и не подозревающий, как он туда попал.