Леонид развел руки в стороны и попытался что-то сказать, но вместо этого только пошевелил губами, не находя нужных слов. Из груди его вырвалось что-то вроде рычания, он вонзил в землю кончик палки и заявил с торжеством:

– Грандиозно, друг мой, сверх всяких ожиданий! Ты даже представить себе не можешь, какие дары сулит нам сияющая заря нового века!

Фиакр доставил их в отель «Реале» прямо к ужину.

– Милая домашняя еда, – со вздохом произнес путешественник, плеснув немного красного вина в дымящийся бульон. – Это единственное, чего мне не хватало на берегах Сены. Что же до остального, то я плясал вокруг невиданных волшебных новаций, как мальчишка!

Увидев, что друг все еще чувствителен к соблазнам традиционной кухни, Фредо тактично подвел его к рассказу, что же он такое увидел в Париже, и Лео не заставил себя упрашивать.

– Всемирная выставка представляет собой девять гектаров чудес, и в первый же день, чтобы увидеть ее всю целиком, я на лифте поднялся на вершину самой необычной из башен, когда-либо воздвигнутых человеком, – сияя от восторга, произнес он. – Инженер Гюстав Эйфель сконструировал ее из железа, и она парит над Парижем на высоте, в три раза превосходящей высоту нашей жалкой Гирландины!

Он слегка приподнял плечи, словно извиняясь за прославленный монумент, а потом с удовольствием продолжил:

– Знаешь, что я понял, побывав там, на вершине башни? Я понял, что в будущем совсем не останется места для удивления, мон шер ами, ибо все обещанное сбудется!

Фредо всегда знал, что путешественники меняются после возвращения домой, но сейчас у него возникло впечатление, что перед ним случай из ряда вон выходящий. Леонид не только выучил французский язык, он, казалось, умел теперь предсказывать будущее.

– А ты знал, что среди павильонов выставки есть один, где обитают разумные животные? – прозвучал голос Леонида.

– Как это? – переспросил потрясенный Фредо.

– Французы привезли из колоний целую деревню, четыреста настоящих негров из плоти и крови, – объяснил Леонид. – Они там живут, занимаются своими делами на глазах у публики и не подают ни малейшего повода их бояться.

В Париже он, несомненно, набрался блеска и уверенности в себе, однако когда он однажды хлопнул в ладоши, подзывая официанта: «Ici monsieur, s’il vous plait!» («Сюда, месье, будьте добры!»), то люди за соседними столиками даже растерялись. Официант подошел к столику с почтительностью, явно зарезервированной для официальных визитов монарших особ. Он опасался, что речь сейчас пойдет о каком-нибудь зарубежном капризе, но, когда понял, что Леонид просто попросил добавки тертого пармезана, сразу облегченно заулыбался.

– Среди всех помещений выставки самый необычный – Дворец машин, где хранятся последние достижения механики, – продолжал свою восторженную речь наследник графа Эрколе Мария. – Попробуй представить себе кафедральный собор, выстроенный без единого кирпича. Только из стекла и стали!

Единственным, что могло в глазах Фредо сравниться с такой фантастической конструкцией, была белая громада Миланского собора, стоявшего на краю Большой площади, и он сразу же попытался представить себе на месте Дуомо[1] эту диковину.

– Собор, само собой, без алтаря? – осторожно уточнил он у Леонида.

В это время вернулся официант с тележкой, на которой красовался солидный треугольник сыра.

Пока официант натирал пармезан над тарелкой путешественника, тот слегка наклонился над столом и с заговорщицкой улыбкой сказал Фредо:

– А на кой леший увековечивать старинные верования?

В его небесно-голубых глазах блеснул озорной огонек.