– читала она срывающимся от волнения голосом. За спиной госпожи вздыхали служанки. —
Дуарте не выдерживал томленья, исчезал в коридоре с пассией. В тишине между слов раздавались поцелуи, шелест юбки.
– прислушиваясь к звукам, назидательно читала Беатрис. Служанки осуждающе качали головами, с завистью поглядывали в чернеющую пустоту. —
Фернандо крестился, ощущал во рту вкус сладковатого человеческого мяса, прижимал к груди янтарный амулет, беззвучно шевелил губами, повторял любовное заклятие. Под влиянием магической силы солнечного камня, Беатрис украдкой бросала тревожные взгляды на офицера. Отец громко вздыхал, бранился. Рыцарь Барбоса-младший побеждал в темноте дьявола, довольный возвращался к столу.
По требованию алькальда от лирики переходили к религиозно-героическому эпосу. В вязкой ароматной ночи к дому подкрадывались мавры. Почерневшее во тьме зеленое знамя ислама пиратским флагом повисло на древке. Сверкали кривые сабли, горели огнями рубиновые россыпи ножен ятаганов, опускались белые тучи на головы неверных.
Праведный гнев поднимался вокруг. Мужчины расправляли плечи, готовились отомстить за поруганных женщин, сжимали кулаки, гордо поглядывали друг на друга. Служанки жались к столу, будто насильники ворвались в дом, искали их повсюду. К всеобщей радости, в Испании имелись смелые люди, способные изгнать мавров с полуострова.
Романсеро о Фернане Гонсалесе заканчивалось шумным ликованием. Женщины благодарно смотрели на офицеров, видели в них спасителей Кастилии. Старый растрепанный хозяин, вечно ругавший и заставлявший их заниматься делами, представлялся поверженным Абдерраменом. Ненавистного «мавра» не слушали, как бы невзначай толкали локтями. Обиженный старик гнал детей прочь, велел служанкам убирать со стола. Разговоры продолжались на кухне и в комнате Беатрис. Дуарте рыскал по дому в поисках пропавшей искусительницы, мечтая сразиться с нею в постели.
Фернандо расхаживал по широким половицам второго этажа, подсчитывал хорошие и плохие приметы, жалел, что не захватил у дона Педро приворотных зелий. Наэлектризованный страстью заколдованный амулет лучше притягивал пылинки, чем сердце девушки. Когда луна над Севильей призрачно освещала предостерегающий от греха перст Божий – колокольню собора, и задремавшую серебристую воду Гвадалквивира; когда собачий лай сменялся тоской и жалобой гитар, Фернандо до боли ощущал одиночество. Хотелось иметь рядом женщину, положить ей на колени – нет, лучше на грудь, – голову, как делал в детстве ребенком, подходя к матери; почувствовать перебирающие волосы вздрагивающие пальцы; услышать легкое дыхание, ощутить аромат духов, – призывных, как запах цветов в патио; стать маленьким и слабым, ведь душа человеческая беззащитна, если снять с нее доспехи разума, освободить от возраста. Хочется быть нежным и ласковым, словно кошка. Постепенно мысли испортились. Вспомнились африканские невольницы, краснокожие малаккские женщины, лиссабонская Сабина.