Я знаю, что такое одиночное странствование, но наша стыковка и этот единый воздушный коридор… Мне сложно передать, как это чувствуется. Опыт ещё не обрёл своего словесного портрета, он слишком многомерен, чтобы у меня получилось выразить его в примитивизме доступных мне мыслеформ! Это не слияние, не растворение, не поглощение, несмотря на то что наши тела стали единым сгустком. Это – со-единение! Мы теперь нечто, наподобие андрогина, мифического первочеловека, соединявшего в себе и мужское, и женское.

Мне хочется остаться в этом вечность, но наступает третья фаза – Эдем. Он назвал это место так. Мы снова «я и он», но иначе. На уровне тела мы все ещё едины, на уровне сознания единение оборвалось. Как будто произошла потеря сигнала. Причина мне неясна, но это вызывает глубинное напряжение. Я чувствую, как мощь заряда, возникшего от коннекта тел, заряда, вытолкнувшего нас сюда, стремительно падает. Я ещё способна воспринимать то, что он передаёт мне, но картинка уже не такая чёткая, как будто идут помехи. Мне страшно. Я силюсь вернуть резкость, добавить яркость, но ощущаю зияющую брешь в поле нашего андрогина, и я не знаю, что с этим делать, меня терзает боль. Концентрироваться сложнее, но я пытаюсь, я всё ещё пытаюсь ухватиться за ускользающую возможность того блаженного единения…

Но что-то пошло не так. Но что?!! Я провалила тест?!

– Смотри, – говорит он глазами-колодцами, в них появилось дно, теперь оно двойное. – Мы на месте. Я назвал его Эдем, мне хочется верить, что я открыл проход в райские кущи. То, как ты всё видишь здесь, зависит исключительно от твоего сознания, но это лишь моё предположение. Я смотрю на него, и его передача вызывает у меня ещё больший диссонанс, если здесь райское место, то почему я чувствую себя так ужасно?

– Что ты видишь? – спрашивает он.

– Фиолетовую дымку, – отвечаю я, собираясь с силами, которые почти на исходе, – бесплотные, едва различимые сферы, и какое-то призрачное перемещение в толщах воздуха надо мной.

– Я называю сферы душами, – вещает он, но его голос всё дальше от меня, словно удаляется в тоннеле. – Они способны контактировать с нами.

– Ещё я вижу купол, нависший над всем этим пространством. Ощущение такое, что мы в ловушке. Мне кажется, мы застряли в прослойке между мирами, не пробив защитную обшивку верхнего слоя. Раем здесь не пахнет. Я хочу сказать ему об этом, но моя способность передавать блокируется, я начинаю задыхаться.

– Мне нужно отлучится ненадолго, передаёт он мне, – и это последнее, что удаётся мне прочесть в его глазах, перед неотвратимо приближающимся финалом. И как только он исчезает, купол мнимого Эдема с дребезгом рушится, осыпаясь острыми осколками настигающей меня тьмы. Судорожно вздохнув, я открываю глаза. Это последнее, что я помню».

Выключив запись, она откинулась на спинку кресла. После прохождения теста её состояние даже ей самой казалось странным. Самописец фиксировал низкую частоту колебаний – ниже нормы. Привлекать внимание системы лишний раз не хотелось и потому, приходилось активно двигаться, чтобы компенсировать физикой необходимый уровень нормы. После этого путешествия её как будто выключило. Она знала, что причиной тому был Solo – диссонанс, но почему так случилось? Почему её выкинуло, она не понимала, и почему он бросил её там? Ей хотелось обсудить прохождение теста с Мохой, но возможности пока не предоставлялось. Непонимание не давало ей спокойно спать. Solo-канал пришёл в разбалансировку. После этого теста некая ментальная заноза глубоко вонзилась в её сознание. Джи во что бы то ни стало, желала всё прояснить.