Шотландец поежился. Несомненно, Бениньо знал, о чем говорит, когда речь шла о полковнике.

Годелот зачем-то проверил задвижку ставен, словно за ними уже притаился всезнающий Орсо, и вернулся в койку. Засыпая, он думал, какой Пеппо все же непроходимый дурак. Нежные чувства прелестной лавочницы легко разобрал бы не только слепой, но и глухой в придачу. Но ничего, это даже к лучшему. Со следующего жалованья нужно заказать приличный штатский камзол.

Росанна той ночью и вовсе не сомкнула глаз. Сидя в кровати и рассеянно следя за копошащимся у сундука котом, девушка с удовольствием перебирала подробности этого длинного и занятного дня. Конечно, Пеппо мог бы выбрать друга и получше, но и этот франт терпим. По крайней мере, явился трезвый, чисто одетый и ни разу не попытался ее ущипнуть. И темные брови при белокурых волосах – это, что говорить, красиво.

Лавочница поморщилась от собственных дурацких мыслей. В сущности, ей не было дела до очередного солдафона. Однако перед глазами вдруг сами собой всплыли недовольно поджатые губы Сесилии, когда ей не довелось похвалиться вышивкой на камизе… Росанна всегда недоумевала, отчего дочь портного завидует ей, хотя куда дороже наряжается и непрестанно твердит о своем сумасшедшем приданом. Но где-то глубоко внутри сидело сожаление, что Сесилия не видела ее сегодня на улице под руку с этим статным служивым. Ее б еще не так перекосило…

…Отец вернулся тем вечером в отвратительном настроении. Он ездил за товаром, но не купил и половины желаемого, что означало дорогостоящую и утомительную поездку на материк. Он долго и дотошно пенял дочери на шум, от которого у соседа «едва котелки с полок не валились», на съеденный изюм, «за который деньги плачены, а сам он в корзине расти не согласный», и еще на какие-то подлинные и мнимые огрехи. Росанна же, пряча улыбку, накрывала на стол и покаянно качала головой, клянясь, что изюма-то съедено было самую малость, а сосед и вовсе сам уши развесил, а теперь жалуется.

Истощив поток упреков и нравоучений, Барбьери отужинал, а затем сурово велел дочери отправляться спать и не докучать уставшему отцу своей девичьей болтовней. Хмуро зыркнув на Росанну напоследок из-под кустистых бровей, он пробубнил еще что-то назидательное, смущенно сунул ей привезенный сверток с отрезом винно-красного льна и уселся у очага.

Росанна же, умостив по краям стола две свечи и неспешно колдуя над тканью, размышляла о том, что на материк отец поедет не меньше чем на пару дней, а значит, она снова сможет предложить Пеппо и его самодовольному другу свою помощь.

…Но прошло два дня, а оружейник и не думал появляться. Это тревожило и немного обижало.

Юная лавочница недолюбливала долгие отлучки отца и сегодня утром провожала его без всякой радости. С торговлей она справлялась не хуже родителя, сосед-лудильщик всегда откликнулся бы на зов, ежели к Росанне вздумал бы проявить назойливое внимание какой-нибудь мужлан, а жили Барбьери и вовсе прямо на втором этаже над собственной лавкой. Но девушка все равно побаивалась ночевать одна.

Ночной город за окном, освещенный луной, казался таинственным и совсем незнакомым, голоса фонарщиков перемежались порой с заунывным криком каких-то ночных птиц, и сразу вспоминались страшные рассказы, в изобилии бродившие среди детворы, до колик смешные при свете дня, но леденящие в пустом и темном доме.

День тянулся бесконечно. Солнце начало клониться к крышам, вытягивая вдоль переулка тени прохожих. Лавка уже почти час была пуста, и Росанна хмуро подумывала закрыть ее пораньше. Надо только запереть ставни. И свечу на сундук не ставить, а то в прошлый раз она увидела тень горшка, насаженного на ручку метлы для просушки, и едва не поседела от ужаса. Вот дура…