Подросток нахмурился и постучал пальцами по столу. Главное, чтоб все это не вышло боком для Лотте. Шотландец не обладал привычкой друга просеивать чужие побуждения сквозь ячейки житейского цинизма, поэтому осторожность могла ему изменить.

Рука оружейника заскользила по столу, касаясь то одного предмета, то другого. Подсвечник. Герцогиня. С ней пока все относительно ясно. Она хочет излечиться и не выбирает средств. Но без подручных она бессильна, а значит, ее слабое место – это ее рать, где все могут иметь свои интересы и больные места.

Кусок воска. Отец Руджеро. Несомненно, тот самый Голос. Совершенно таинственный тип. Хитер, умен и холодно жесток. Пеппо совсем не знал его, но что-то исподволь шептало ему, что такому человеку наверняка куда интересней само Наследие, чем награда за него. Пеппо пробормотал похабное ругательство и с силой впечатал воск кулаком в столешницу. К черту клирика!

Эта поганая тварь подвергла пытке Паолину. Еще неизвестно, где у него уязвимые места, но их стоит найти уже хотя бы для того, чтоб всадить кочергу по самую рукоять.

Уголек. Брат Ачиль. Кнут. Цепной пес Руджеро и рачительный исполнитель его приказов. По словам Лотте, он жаден до крови, как пропойца до стакана, и это очень важно. Это и есть его слабость. Его пьянит чужой страх, а во хмелю себя все переоценивают, это Пеппо знает наверняка. Но нельзя забывать: монах очень опасен, дерзок и изобретателен. Одна нехитрая затея с бутылкой чего стоит…

Кинжал. Полковник Орсо. Если верить Бениньо – ключевая фигура в герцогской свите. Пеппо провел пальцами по рукояти и призадумался. Любопытный тип. Спокоен и уверен в себе, как тысяча чертей. Именно поэтому он так обходителен. Кто в ладу с собой, тот редко унижает других. Проницательный мерзавец, одинаково хорошо фехтующий клинком и фразами. Непредсказуемый, как шальная пуля, и вездесущий, как москит. С виду вообще лишен слабых мест… Но это только с виду.

Пальцы заскользили по резьбе на рукояти кинжала, и мысли так же побежали по орнаменту воспоминаний того вечера. Вот Пеппо до боли вжимает ладонь в каменную кладку башенки, слыша приближающиеся шаги. Вот все сильнее запах горячего масла, фонарь потрескивает, приближаясь к лицу и обдавая его жаром.

Что же произошло потом?.. Он уже пытался вспомнить, но все было слишком быстро. Фонарь опаляет лицо. Так близко, так больно и зло, что он, забыв осторожность, с размаху толкает раскаленный снаряд от себя, не замечая обожженной руки. Черт, он не на шутку испугался тогда. И от этого еще гаже ощущение, будто он что-то упустил в этой сцене. Что-то крохотное, невероятно важное, раздавленное оглушающей паникой тех секунд. Что же это было?

Оружейник вздохнул и протянул руку, касаясь следующего предмета.

Пороховница. Вот оно, самое главное, самое тяжкое его предположение. Три Трети. Значит, кто бы и зачем ни разделил Наследие, его делили на троих… Но кто эти трое? Действительно ли пастор Альбинони был одним из них и на крыльце разоренного замка Пеппо, сам того не зная, простился с последним членом своей погибшей семьи? А кто же остальные? Уцелел ли кто-нибудь еще, или Пеппо – последнее препятствие на пути герцогини Фонци к ее цели?

Подросток снова вздохнул, сгреб расставленные предметы и сел на край стола. Задумчиво вынул из-под камизы голубиное перо. Паолина. Она не участвовала в плетущихся вокруг него интригах. И среди всех этих кинжалов и пороховниц ей было совсем не место. Это перо, оброненное вспорхнувшим из-под ног голубем, просто мягко осело ему на плечо, когда он возвращался вчера в тратторию.