Потоптавшись, Андрей сел рядом. Парень крутил часы на запястье – он всегда так делал, когда нервничал, а нервничал он так часто, что с руки не сходил красноватый след. Андрей был одним из последних прибывших, на что указывали короткие царапины на щеках и подбородке. Через эти отметины проходил почти каждый мужчина, пока отвыкал от пены для бритья, станка с тремя лезвиями и регулярной горячей воды.

Стрелка часов на каминной полке отсчитала пятнадцать минут, прежде чем стремительным шагом вошел господин Тарна-Триаван. Все в нем выдавало принадлежность к аристократии: имя, Ангуард, не похожее на короткие и простые имена стражей и офицеров, вычурная манера речи, внешность. В отличие от троицы надзирателей, он был гладко выбрит, холеные руки говорили о том, что работать ими он не привык. Тарна-Триаван имел худощавое, даже утонченное, телосложение, но стоило ему взглянуть на высоких, жилистых Зейна, Лаэма и Трива, те разом сникли и даже стали казаться меньше, как зайцы, прячущиеся от лисы.

Ангуард вышел на середину гостиной и остановился между сидящими на диванах и сидящими на стульях.

– Я рад, что все собрались здесь, – он развел руки в стороны подобно конферансье на арене цирка. – Должно быть, вы помните, что последние поводы для наших встреч не были радостными, но сегодня я пришел, чтобы сообщить важную новость.

Поравнявшись со столом, он мимоходом поправил стопку книг, превратив их в стройную линию. Сидящие внимательно следили за его движениями, не доверяя аристократу, но заинтересовавшись обещанной новостью.

– Я должен объявить, что настала пора перемен. Самые первые из вас оказались в нашем мире почти три месяца назад. Я могу быть честен: мы присматривались, ждали и, наконец, приняли решение. Если вы согласитесь соблюдать наши законы, вы получите место среди нас: образование, профессию и жилье.

Марк скрестил руки и пальцами правой принялся выбивать по телу мелодию – будь это настоящим звуком, прозвучало бы тревожно и с натягом. Мысли роились в голове, точно осы, которые жужжат и не прекращая жалят, зная, что не умрут после укуса.

К людям якобы присматривались: из наблюдателей в доме были только стражи, но они больше походили на сторожевых псов, а не на умных, хитрых оценщиков. С чужаками говорили лишь в первый день, на допросе – спрашивали скупые факты: имя, возраст, профессию. Что это за «присматривались», если местные даже не попытались узнать, на что способны иномиры, где они могут пригодиться?

Им дали жилье, одежду, еду – и ничего не попросили взамен. Ни в альтруизм, ни в бескорыстие Марк не верил и не переставал спрашивать себя, чего ленгернийцы ждут, что они готовят? Беглецы с отметинами от клыков и когтей и разыгрываемые спектакли ясно дали понять, что не будет легко, не будет красиво и уж тем более не будет счастливо.

Да и что это вообще был за мир? Чужаки хватали обрывки информации, точно голодающие, которые и хлебной крошке рады. Ничего не объясняло, почему в этом мире говорят на том же языке, почему в книгах встречаются схожие имена, названия? Пусть их было немного – по пальцам одной руки пересчитать, все-таки Марк видел их, и эту часть пазла тоже не стоило терять из виду.

О будущем люди уже не раз говорили друг с другом, и сейчас они, вспомнив свои страхи, не спешили радоваться или благодарить – ответом Ангуарду были тишина, хмурые взгляды, плотно сжатые губы. Всего один, приободрившись, подался вперед и воскликнул:

– А что за работа? Кем мы станем?

Вопрос точно стал спусковым крючком для Лидии, и прежде улыбчивая, спокойная женщина вскочила со своего места, яростно тряхнув кулаками: