Даже у Вадима поубавилось прыти, он снова сел. Гости переглядывались: Марк постукивал пальцами по столу, Алена опять скрестила руки, тихонько так, жалобно вздыхал Андрей, Олег сцепил ладони перед собой и единственным смотрел не на людей, а на аристократа.

– Так что нам делать? – уже тише повторил Вадим.

Кристоге пожал плечами в ответ:

– Одно я могу сказать точно: не бойтесь нитей магии – коснитесь их. Пока у вас нет теоретических знаний, поэтому сказать иначе я не могу. Доверьтесь чувствам и помните, этот мир – не враг вам.

«Мир – да, а ты?» – оставив вопрос при себе, Марк первым вышел в сад. На улицу опустились приятные сумерки, более мягкие из-за подсвеченного купола. Вокруг никого не было, и стояла благостная тишина.

Он направился вдоль дома, посматривая на окна. С тихим звоном хлопнула сдвинутая ветром дверь, Марк обернулся на звук – с ней что-то происходило. Поверхность перестала быть цельной, она состояла из крошечных, движущихся точек. Амплитуда измерялась в миллиметрах, если не меньше, но Марк видел ее с такой же отчетливостью, как бег облаков.

Повернувшись, он уставился в землю. Контуры травы тоже распадались – гладкая поверхность превратилась в подрагивающие точки. Все вокруг, весь мир уже состоял из них, они двигались, и картина сделалась нечеткой, как у рябящего телевизора. Деревья, цветы, дверь, дом, вода в фонтанах – точки, точки, точки.

В их движении угадывалось что-то общее, оно казалось упорядоченным и подчиненным одному закону. Марк опустился на колени перед фонтаном и почти уткнулся носом в каменную чашу. Между точками виднелись зазоры, но они все равно тянулись друг к другу, как намагниченные, и образовывали целые фигуры, а те – что-то большее, и так дальше и дальше, пока не становились единым слоем. Марк провел рукой по поверхности. На первый взгляд чаша фонтана казалась идеально ровной, но он чувствовал малейшую шероховатость, а вглядываясь в эти места, видел целые пропасти между точками.

Раздался легкий звон, точно дернули струну. Подняв взгляд, Марк увидел золотую паутину. Она опутывала подобно кокону, налипала на тело, жгла. Он дернулся, пытаясь убрать ее с себя, вскочил, и со всех сторон по телу точно прошлись огненными хлыстами.

Марк дергался еще сильнее, хватал паутину, но руки останавливались на секунду, натолкнувшись на преграду, и проходили сквозь нее. От прикосновений тугие, плотные нити переставали жечь и отзывались теплом. Марк позволил себе выдохнуть, опустил руки, шагнул вперед – кокон распался на отдельные паутинки, протянувшиеся через воздух подобно канатам. Еще один шаг, и мир пришел в порядок. Дом, темнеющая аллея с мраморными изваяниями птиц, каменная лестница, фонтан – все стало четким, твердым, незыблемым, однако стоило начать вглядываться, поверхность опять распадалась на точки.

Тихонько звеня от напряжения, нити напоминали струны – а клавиши, клавиши-то где? Марк осторожно протянул правую руку. Тепло в пальцах усилилось. Так вот они, эти нити магии?

Не было никаких клавиш, ни черных, ни белых, ни одной из восьмидесяти восьми, да и диапазон простирался не от субконтроктавы и до пятой октавы, а затрагивал весь мир. Черт возьми, как же он хотел забыть, как его в детстве приковали к пианино и провезли по городам, заставляя выступать. Не спрашивали тогда – не спросили и сейчас.

Что же. Видимо, звук появится не после удара молоточком. Марк провел рукой снизу вверх, сложив два пальца так, как если бы зажимал медиатор. Перед ним была дверь в столовую: она превратилась в скопище точек, точно подхваченные волной, они разошлись по двум сторонам, на стекле появилась трещина, и оно обрушилось на землю осколками.