Все предварительные переговоры и обсуждения совершенно прошли мимо Павла Петровича. Екатерина посвятила в суть дела сына только тогда, когда встал вопрос о приезде в Россию Ландграфини Гессенской Генриетты-Каролины с дочерями. Только тогда Екатерина поговорила с сыном в самых общих чертах.

Предстоящие смотрины сами по себе окончательно ничего не решали. Екатерина повторила тот же сценарий сватовства, который по отношению к ней когда-то использовала Императрица Елизавета: не жених должен был ехать к потенциальной невесте, а невеста прибывала на смотрины к жениху и должна была понравиться не столько ему, сколько будущей свекрови.

Пылкое воображение Павла Петровича не раз рисовало ему собственную семейную жизнь. В 16–17 лет у него появились друзья, с которыми он не раз отдавался мечтаниям, обсуждал, как устроить быт, как надо любить, сколько должно было быть детей. Конечно, все эти разговоры походили только на юные грезы, но они будоражили душу. Его друзья, племянник Никиты и Петра Паниных князь Александр Борисович Куракин[10] (1752–1818) и граф Андрей Кириллович Разумовский[11] (1752–1836), были чуть старше Цесаревича, но это не создавало преграды.

Павел любил этих друзей, был с ними всегда предельно откровенным. Только одну тему друзья никогда не обсуждали, хотя Разумовский не раз пытался вывести Павла на разговор: о его правах на престол. В таких случаях Цесаревич моментально серьезнел и обрывал беседу. На эту тему Павел наложил табу на несколько десятилетий, и не сохранилось ни одного свидетельства, что хоть единожды с кем-то и когда-то он пустился бы в рассуждения на сей счет. Никто не знает, выступал ли в данном случае Разумовский как провокатор, действовал ли он по своей инициативе, или его попытки вывести Павла на щекотливую тему были неким заданием Императрицы, которая к Разумовскому имела стойкое расположение, невзирая на его близость к сыну. Но то, что в конечном итоге Андрей Разумовский предал дружбу, наводит на предположение, что некая внешняя провокативная установка в его действиях могла существовать.

В то же время Александр Куракин не предавал Цесаревича, за что его и настигла кара повелительницы России: в начале 80-х годов он был выслан из Петербурга в дальнее родовое имение без права возвращаться в столицу. Его свобода и права были восстановлены только после воцарения Павла Петровича…

Цесаревич узнал о том, что ему подыскивают невесту, только тогда, когда вопрос о приезде в Петербург Ландграфини Гессенской с дочерями был уже решен.

Граф Андрей Кириллович Разумовский.

Художник И.-Б. фон Лампи мл. 1810

Павел Петрович ко времени сватовства производил впечатление приятного, по-европейски образованного светского человека. Граф Сольмс писал Ассебургу из Петербурга летом 1773 года:

«Великому князю есть чем заставить полюбить себя молодой особе другого пола. Не будучи большого роста, он красив лицом, безукоризненно хорошо сложен, приятен в разговоре и в обхождении, мягок, в высшей степени вежлив, предупредителен и веселого нрава. В этом красивом теле обитает душа прекраснейшая, честнейшая, великодушнейшая и в то же время чистейшая и невиннейшая, знающая зло лишь с дурной стороны… одним словом, нельзя в достаточной степени нахвалиться Великим князем, и да сохранит в нем Бог те же чувства, которые он питает теперь. Если бы я сказал больше, я заподозрил бы самого себя в лести».

Императрица отправила в Германию для встречи гессенских визитеров эскадру из трех судов, одним из которых – пакетботом[12] «Быстрый» – командовал друг Цесаревича граф А. К. Разумовский.