Анна не водила дружбы ни с придворными, ни со слугами. Первые презирали её, вторых презирала она. Генрих окружил её женщинами, которые обучали её этикету и женским хитростям, но девочка сгорала от стыда, выслушивая их уроки, и с трудом понимала, почему должна им следовать.

Все преимущества своего положения она поняла много позже. Даже теперь, спустя восемь лет, придворные её презирали — но теперь ещё и боялись. Она перестала искать их любви, как искала её в самом начале — Анна поняла, здесь никто не способен любить. И, чтобы выжить, ей следовало научиться быть такой, как они. Теперь, вспоминая детство, Анна понимала, что и тогда не знала, что такое любовь — ведь разве можно назвать любовью то чувство, которое испытывают родители, отдавая дочь в руки чужого мужчины? У неё не было ни братьев, ни сестёр кроме одной, родившейся двумя годами раньше неё и умершей в младенчестве, так что и сестринской любви она не знала. Только одиночество было её спутником с самого рождения и до тех пор, когда Генрих привёл в дом третью супругу и покинул молодую любовницу, чтобы заняться продолжением рода. Но если в ком-то Анна и могла заподозрить пусть не любовь, но хотя бы преданность — это был Оливер, нашедший её так далеко от родительского дома и помогший не заблудиться в океане злословия и лжи.

— Есть новости? — спросила Анна, наблюдая, как Оливер пересекает порог и сгибается в поклоне.

— Почти никаких, ваша милость, — старик с трудом разогнулся и, пройдя через всю комнату, опустил на стол перед Анной стопку донесений.

В отличие от письма, поданного Мишель, эти Анна прочитала внимательно, вдумываясь в каждую строчку.

— Твои люди в Уэльсе… Почему нет писем от них?

Оливер задумчиво причмокнул губами.

— Я думал об этом. Хармон молчит уже три дня. Но бить тревогу слишком рано. Вы думаете, его могли обнаружить?

— Я думаю, он мог что-то найти… — Анна отложила бумаги на стол. — Если бы я сама могла поехать в Уэльс…

— Нет смысла мечтать о невозможном, Анна.

Оливер посмотрел на девушку тем взглядом, которым старики обычно смотрят на молодёжь. Анна поморщилась, но ничего не сказала.

— Постарайся выяснить, что с ним случилось. Впрочем, ты сам всё знаешь.

Оливер кивнул.

— Это всё? — закончила Анна.

Оливер не двинулся с места, и Анна поняла, что тот колеблется. Она уже собиралась поторопить секретаря, когда тот, наконец, заговорил.

— Баронесса, это только слухи… Но поговаривают, Фергюс Бри, граф Йоркширский, знал вашу мать много лет назад.

— Знал? — Анна подняла брови. — Знакомства недостаточно, чтобы обвинять человека в заговоре.

— Всё верно, миледи. Их знакомство было недолгим, я сам это помню. Злые языки приписывают им близкие отношения, но я говорю вам абсолютно точно — это невозможно. Однако Фергюс действительно останавливался в доме ваших родителей незадолго до смерти вашей сестры.

— Фергюс Бри, — Анна встала из-за стола и прошлась по комнате, — боюсь, граф не из тех, кто появляется при дворе.

— Всё верно, миледи. Граф Йоркширский предпочитает общество герцога Корнуолльского.

Анна резко развернулась и посмотрела на секретаря в упор.

— Почему ты не говорил мне о нём раньше?

Оливер медлил.

— Мне всегда казалось, миледи, что ваше знакомство с герцогом Корнуолльским может иметь печальные последствия.

— А теперь?

— А теперь оно произошло. И мне остаётся только свести эти последствия к минимуму.

***

Оливер ушёл, а Анна долго ещё сидела, размышляя обо всём случившемся — о приглашении герцога и о последних словах, сказанных Оливером. Она отлично понимала, что старик, скорее всего, не желает ей зла, но то, что Оливер мог что-либо утаить , ставило доверие к нему под удар.