«А если я вот так, среди чужих секундантов, встречу своего брата? – подумал Арман с ужасом. – Мне придется биться с ним, чтобы не уронить своей чести, если уж волею судьбы мы окажемся в разных лагерях…»
– Отступиться нельзя – сочтут трусом, не имеющим понятия о дворянской чести! – поддержал дю Боска барон Савонньер, преданно заглядывая в глаза.
– Не знаю, как ваш брат, а мой, думаю, с удовольствием продырявит меня шпагой за право первородства! – захохотал ворвавшийся в класс Анри Ногаре. – Любой из двух законных и пяти бастардов!
– Господа, все взяли учебные шпаги и учебные кинжалы! – вслед за Ногаре в классе появился синьоре Умберто. – В пары! Ногаре – Савонньер, Бразак – Бретвиль, Лакруа – Лемонье, Боск – Шийу. Отрабатываем двойную атаку.
Арман всегда уступал дю Боску, и этот бой не стал исключением.
Кинжал – укол сбоку, шпага – укол прямо, кинжал – укол вверх, шпага рубит по левому боку, кинжал – укол снизу, шпага – рубящий удар по голове. Арман не хочет отступать или уклоняться, он старательно выполняет защиты, но клинок Боска проходит сквозь них, как сквозь масло. Получив шпагой по голове – удар, хоть и затупленным лезвием, выходит весьма чувствительным, Арман сдается и отступает, петляя по небольшому свободному пятачку, оставленному другими дерущимися парами, дожидаясь конца боя.
– Скажите, Шийу, что вы делаете? – требовательный голос мэтра не сулит ничего хорошего.
– Отрабатываю двойную защиту, – потирая шишку на голове, отвечает Арман.
– Для чего? – Арман не видит лица маленького кривоногого синьора Умберто – тот стоит спиной к окну, в которое бьет рассветное солнце, но в голосе учителя слышится что-то неладное:
– Для чего вы отрабатываете эту защиту?
– Чтобы научиться. Научиться фехтовать, – предупреждает Арман следующий вопрос.
– А что такое фехтование, маркиз? – похоже, мэтр над ним издевается. Неужели он настолько плох?
– Фехтование – это искусство наносить удары, не получая их, – послушно повторяет Арман первое из определений, заученных в Академии.
– Вы сейчас получили столько ударов, что ни о какой учебе не может быть и речи. Ничто не учит лучше, чем победа! – восклицает итальянец.
Арман мысленно пожимает плечами: каковы шансы победить первую шпагу Академии?
– Не смейте сдаваться! – горячится учитель. – Вы сдались еще до боя! У вас есть все, чтобы побеждать, извольте это увидеть и поверить в увиденное. Зачем вы сокращаете дистанцию? Зачем вам giuococorto*? Вы выше всех в этом зале, зачем вы в каждом бою сгибаете спину и склоняете голову – чтобы вас удобней было убить?
«Убить? Тренировочной рапирой?» – проносится у Армана в голове, но озвучить свое возражение он не решается.
– Один мой ученик остался без глаза, – словно отвечая на невысказанный вопрос, кипятится мэтр. – Другому выбили зуб, и началась гангрена. Кроме того – разве вы лично проверили все клинки в классе на предмет яда? Так почему же вы так легко пропускаете удары? Вы не можете знать, какой шутник или какой убийца, желающий смерти кому-то из учеников, обмакнул рапиры в яд скорпии, арсеникум… Или просто-напросто в дерьмо!
На последнем слове Арман отшатывается, а синьоре Умберто, просияв, горячо и властно шепчет ему в ухо:
– Бейтесь, как будто его клинок – в дерьме! Держите дистанцию, Шийу, и да пребудет с вами Архангел Михаил!
– Пары не меняются! – хлопает в ладони итальянец. – Задание прежнее. К бою!
Граф дю Боск не понимает, что стряслось с маркизом: тот с брезгливой гримасой на лице парирует его удары простейшей «вилкой» – скрещенными клинками рапиры и кинжала. Боск чувствует, насколько Шийу сильнее – однообразные захваты отбрасывают так далеко, что граф не может застать противника врасплох: тот раз за разом встречает его вытянутой шпагой. С учетом длины рук маркиза в незавидном положении оказывается граф – не подпуская к себе, Шийу ухитряется достать его в выпаде перед самым концом боя. Дю Боск с изумлением смотрит, как шарик на конце рапиры глубоко вдавился в шелк дублета – точно напротив сердца.