Первое время все было гладко, но ко второму году моей службы на высоком посту все снова пошло кувырком.

   Был сильный шторм, горбатое Море, страшное голова-ноги. Юного солдата, по глупости своей не прикрепленного спасательным тросом, смыло волной за борт. Я рефлекторно выбросил руку вперед и успел поймать его за шкирку, но в итоге, только одной рукой держась за ванты и утяжеленный лишним грузом, я не удержался сам. Однако, я, благодаря тому, что был прикреплен, повис напротив топтимберса. Только вот зольдик упал в воду. Казалось бы, поднимись по тросу, живи да радуйся. Но нет, я решил, что раз уж оказался за бортом, то надо все-таки спасти парня. Поэтому мне хватило мозгов отвязаться и упасть в воду. На что мне мозгов не хватило, так это на то, чтобы вернуться, когда командир приказал, мягко говоря, залезть обратно. Даже мои наполненные водой и замерзшие уши четко уловили мысль плюющегося ядом командир: или я, конченый идиот, вылезу из воды, или по возвращению он собственноручно выпустит мне кишки, отдаст на корм псам а потом довольно простенько сдерет с меня кожу. Вы меня поняли. Ну, я же уже прыгнул, и даже нашел проклятого мальчишку, так что ж возвращаться с пустыми руками? В общем, умирая от холода, я схватил утопающего за шкварник и, подтягиваясь свободной рукой по тросу, который все еще болтался за бортом, поднялся на палубу. Я, стянув с себя мокрую и ледяную рубаху и уперевшись руками в колени, пытался отдышаться и хоть чуть-чуть согреться. Самые храбрые члены команды оттащили спасенного, чтобы откачать, но даже у них не хватило смелости подойти к горе-спасателю. Я поймал на себе сочувствующие взгляды и смекнул в чем дело. Командир ничего не сказал. Это было затишье перед бурей. Я нашел в себе силы выпрямиться и теперь стоял, сверху вниз глядя на тяжело дышащего и злого как черт командира.

– Вы что-то пытались мне сказать, когда я прыгнул, сэр? Прошу прощения, но я вас не расслышал, – соврал я с издевательским тоном и победоносным видом, приготовив свои уши к взрыву, как если бы кто-то устроил пальбу в пороховой камере. Вдруг он успокоился, что напугало меня больше, чем его пышущее злобой лицо.

– Следуйте за мной. Я хотел бы кое о чем с вами поговорить, – спокойно приказал командир.

– Хорошо, – я не пожелал проявить слабину. Терять мне было уже нечего.

– Прошу обращаться ко мне в соответствии с моим статусом, – все так же вкрадчиво “попросил” командир.

– Есть, сэр, – сквозь стиснутые зубы отозвался я. Ребята смотрели на меня, как на обреченного, когда торопились убраться с поля словесного боя, боясь попасть под горячую руку.

   Моя должность меня не спасла, но это были еще цветочки.

   Когда в тот же день меня наконец предоставили самому себе, я по привычке пошел искать своего личного духовного и физического лекаря. Кид сидел в артиллерийском погребе, сдувая пыль со своих любимых карабинов и ружей. Я вошел и со вздохом прислонился к дверному косяку. Прежде чем он успел перевести на меня вопросительный взгляд, я сквозь еще целые зубы скорее просвистел, чем сказал:

– Нет, все, хватит. Клянусь, я убью его.

Тут в его глазах мелькнуло то выражение, которого я раньше у него никогда не видел.

– Такими словами не раскидываются, Бешеный, ты бы поаккуратнее.

Ни его, на этот раз, искусственное спокойствие, ни даже упоминание моего шуточного прозвища не помогло.

– Мне нет дела – пусть слышит, хуже мне уже не станет! Да, я сказал это тебе, и всему миру готов разболтать – я убью его! – Тут я безумно расхохотался.

Он вскочил с места, схватил меня за плечи и прошипел: