Стивен неотрывно следил за Хардгером, но всё равно не смог распознать мгновения, когда тот оставив игры двинулся в атаку. За два больших шага комиссар преодолел расстояние что было между ними оказываясь прямо перед Стиви. Повалив его на пол Бьёрн принялся осыпать его тело тяжелыми ударами ног. Хардгеру очень хотелось расквасить рожу своему напарнику, но он отлично понимал, что не может этого сделать. Увидев следы побоев на лице этого труса появятся лишние вопросы. А вот они-то горячему на руку и славящемуся своей несдержанностью комиссару ни к чему. Придётся ограничится его тушей. Следы побоев можно оставлять только там, где их будет не видно – это правило Бьёрн освоил очень рано, ещё до работы в полиции.
Бил от всей души. Без передышки. Не щадя ни себя, ни своего напарника. В понимании самого комиссара это значило выкладываться по полной. То, что он легко мог забить Стиви до смерти его мало волновало, когда его охватывала ярость мозг словно отключался, а её уровень неизменно рос при каждом ударе и следующем сразу за ним болезненном стоне.
Удары прекратились лишь тогда, когда Хардгер выбился из сил. Брезгливо сплюнув на корчившегося на бетонном полу Маерса он направился на выход. Дойдя до двери обернулся через плечо, посмотрев на завалившееся на стуле тело Билли Лейна, должно быть тот отключился ещё до того, как Бьёрн решил провести разъяснительно-воспитательную беседу со своим подчинённым. Ещё раз сплюнув, но уже себе под ноги он произнёс:
– Приведи себя и этот кусок дерьма в порядок, и тащи его к машине, повезём его в северный район. Я буду ждать на улице.
Когда дверь отделяющая подвал пыточной от лестницы, ведущей в общий коридор за комиссаром закрылась они оба испытали облегчение. Стивен был рад, что его мучения закончились, а Хардгер что ему не нужно больше смотреть на это дерьмо, зовущееся человеком.
Нужно было проветрить голову, иначе велика вероятность того, что они не довезут Билли, Бьёрн свернёт ему шею по дороге. Минуя поворот, ведущий к кабинетам, он направился в сторону выхода из комиссариата. Завидев у выхода Фредерику, комиссар быстро осмотрел себя на предмет наличия пятен крови. Вроде бы всё чисто, Хардгер профессионал, он умеет работать, не оставляя следов.
Эта женщина была его подругой. Единственное светлое, чистое пятно в его биографии. Конечно до невероятно-ослепительных красавиц она не дотягивала, зато не была дурой, что было очень важно. А вот вздорный, мятежный характер был проблемой, и комиссар всерьёз собирался заняться им сразу же после свадьбы, объяснив своевольной красотке, как не стоит себя вести, разумеется в привычной ему манере. Изменять своим привычкам он не намерен.
– Фреди, что ты здесь делаешь? – нацепив на лицо маску безмятежного спокойствия спросил он, подходя к девушке мило беседовавшей с дежурным.
– Да вот, решила заскочить к своему жениху, чтобы лично пригласить в театр на постановку «Трои» и заодно вручить билет.
Хардгер скривился, словно лизнул кислый лимон.
– Ну солнышко, ты же знаешь, что я ненавижу всё это кривляние на сцене.
Фредерика насупилась.
– Вообще-то я актриса, если ты ещё помнишь и играю в этой самой постановке, которую ты только что назвал не иначе, чем кривляние! Знаешь Хард, это даже обидно, слышать такое от собственного жениха!
– Милая моя, прости! Я не хотел тебя обидеть! Просто я очень далёк от всего этого искусства, я и живопись не признаю. Ты же знаешь, я у тебя абсолютно приземлённая натура, – он приобнял её. – К тому же у тебя там, на сколько я помню не главная роль. Чего ради я пойду смотреть постановку, где моя красавица будет изредка появляться на заднем плане? Вот когда будет главная роль твоя, вот тогда я тебе клянусь я надену свои лучшие брюки и рубашку, куплю огромный букет цветов и заняв место в первом ряду буду так громко тебе аплодировать, что отобью себе все ладони!