Озноб.

Ледяной озноб сменяет то тепло, каким пропитался этот шатер.

– Так что ты сделаешь? – шепчет ей в висок, дыханием щекоча холодеющую кожу. Согревая. – Помни, что потеряв всего одну жизнь, ты спасешь сотни. А может и больше. И ты остановишь войну.

Я вас никому не отдам.

– Нет… Ни один солдат не сдаст в плен и не обречёт на верную смерть своего генерала.

– Хорошо… значит, готова пожертвовать жизнями всех?

Мэй не может ответить. Не может!

Ни «да», ни «нет» сказать не в силах.

– А что, если генерал готов сделать то же самое, Мэй? – Кончиком носа касается ее волос. Дыхание теперь греет замерзшую под волосами шею.

– Что, если в Запретном городе стражник закроет собой не императора, а наложницу, с которой они связаны?

Мэй все никак не может слушать его слова. Начинает кружиться голова, и единственное, что ее волнует сейчас – правда ли была озвучена им про западню? Про условие кочевников?

– Что, если генерал в конце войны, когда враг ослаб и его так легко уничтожить, прекратив многолетние страдания народа, вдруг на семь дней разбивает лагерь, решив дать солдатам передышку? Что это значит, Мэй?