– Специфические действия с уже мертвым телом, – подчеркнул со своего места Даггерт.

– Так и есть, – ее голос прозвучал нежно, но тут же обрел сухой рабочий тон: – В нашем случае это ритуальное обращение с телом после смерти. И в отличие от типичных маньяков, он не убивает для власти именно над жертвой, скорее над самой возможностью делать с трупом определенные вещи. В числе прочего я бы охарактеризовала его как «платонического некрофила», возможно, с «комплексом Эдипа» – зацикленностью на матери, – закончила Элис.

Все удивленно между собой переглянулись.

– «Платонический некрофил»? – переспросил Богарт.

– Он их любит, но не трогает, – пояснила Элис. – Это как платоническая любовь, только к трупу, в котором убийца видит образ.

– Прошу вас, – жестом руки Ремс пригласил детектива на место докладчика.

Элис отошла в сторонку.

Даггерт вышел перед залом и, опустив вступительное слово, сразу перешел к делу:

– Жертвы внешне все-таки отличаются, но грим и прочие манипуляции делают их лица практически одинаковыми. Волосы перекрашиваются, одежда подбирается всегда одинаковая. Даже оттенок цвета лака на ногтях в точности совпадает. Убийца обладает мастерским навыком по нанесению посмертного макияжа. Нанесение грима мертвым – это сложное ремесло, именуемое танатокосметологией. Необходимо выяснить, где, когда и у кого он этому обучился. Обе женщины были оставлены на шпалах в двадцати милях друг от друга. Кэрри Уайт в заброшенном тоннеле, Трейси Палмер – в давно нефункционирующем депо промышленной фабрики. Скорее всего, география для него не играет принципиальной роли, а такой разброс тел вызван опасением привлечь внимание потенциальных свидетелей к непосредственному месту совершения убийств. Вполне вероятно, что это одна локация. Либо для него важны рельсы, а безлюдных мест с этими самыми рельсами, куда незамеченным можно доставить мертвых женщин, в округе не так много. На кой черт далась ему эта железная дорога? – задав этот вопрос, детектив повернулся и посмотрел на Элис, стоящую рядом.