С лёгкой улыбкой от такой шутки, которую здесь никто бы не понял, я вошёл к себе в шатёр. Девушка, сидящая на своей лавке, попыталась броситься ко мне, но тут же угомонилась, когда клинок меча упёрся ей в грудь.

– Ты лучше не заставляй мою охрану излишне переживать на твой счёт, – обратился я к ней, – меня тут недавно заколоть хотели, так что они весьма нервно реагируют на всякие резкие движения.

Иудейка упала на колени там, где её остановил меч.

– Великий царь, я готова служить тебе, делать всё что угодно, но прошу вернуть священные реликвии моему народу.

Я упал на стул и вытянул ноги.

– Да ты и так будешь делать всё, что я хочу, – заверил её я, – как только твой народ присягнёт мне на верность, ты перейдёшь из разряда ценных пленниц в разряд просто пленниц и будешь делать всё, что я пожелаю. Поэтому заткнись, вернись на своё место и сделай вид, будто тебя здесь нет.

Побледнев, она так и сделала, забравшись с ногами на лавку, застыв угнетённой статуей.

Вскоре ко мне вошёл Танини, который принёс горячей воды и, обмывая меня, возбуждённо рассказывал, что он написал всю эту произошедшую историю и завтра же отправит с гонцом в Египет, поскольку случившееся было огромным достижением: то, что я похитил ценности у местного бога, поправ мимоходом ещё и его жрицу. Как именно я её попрал, он отказался объяснить, сказав, что и так всё понятно, но я его не останавливал, ведь помнил после последнего покушения, что царь должен быть для своих подданных крут, как яйца, а следовательно, возвышенные истории, которые писал о нашем походе Танини, как нельзя лучше годились для того, чтобы быть высеченными на обелисках победы, которые для меня обещал подготовить во все номы Усерамон.

– Завтрак, мой царь? – Он помог мне надеть браслеты на руки и стал собирать старое бельё.

– Да давай, можешь и на себя принести, тоже ведь наверняка ещё не ел, – кивнул я, опускаясь в кресло и блаженно застывая в нём, – после нам нужно будет ещё с тобой набело договор с иудеями переписать, в том виде, как я тебе говорил. Помнишь?

Он кивнул.

– Конечно, мой царь, я всё подготовлю.

Пока он суетился, я ещё больше обмякал в кресле. Вчера была ночная вылазка, сегодня ночью меня снова разбудили, хоть и по делу, так что я хотел спать, но в то, что смогу это сделать, верилось слабо. Я был уверен, что, когда иудей доберётся до вражеского войска и те узнают, что хранится у нас в лагере, они тут же пришлют переговорщиков.

«А Менхеперресенеб, конечно, молодец, – мысли лениво плавали в голове, – провернул такую операцию всего с тремястами всадниками и иевусеями, боеспособность которых под большим вопросом. Но всё равно это никак не отменяет моих замыслов о том, что мне нужны мои лично преданные военачальники, а не те, кто может обменять меня на что-то более ценное, вроде земли. Да, его и тех, кто верно мне служит, ждёт награда, но в целом воинское сословие в том виде, в каком оно есть сейчас в Египте, мне не нужно».

На этой мысли глаза против моей воли закрылись, и я погрузился в сон.

***

Сознание накатывало волнами, и я в конце концов с трудом открыл глаза, посмотрел на кожаный потолок шатра с таким до боли знакомым рисунком.

– Опцион!

– Мой царь. – Из колышущегося света масляных ламп вышла тёмная фигура.

– Я вроде засыпал на стуле, как я оказался на кровати?

– Центурион приказал аккуратно вас перенести, мой царь, – смущённо сказал он, – и приказал иудейке вас раздеть, чтобы твоё величество наконец выспался.

– Сам разбудил, сам дал выспаться, – хмыкнул я, – какое время суток сейчас?

– День, мой царь, недавно был полдень, – ответил он.