– Позже балтеусы будут готовы для опционов, они будут с серебряными бляхами, деканы с бронзовыми, ну а легионеры станут носить медные, – напоследок оповестил их я, – это всё будет, но позже, когда мы вернёмся в моё поместье. Это всё, что я вам хотел сказать, идите и служите мне верно, воины.

Помещение задрожало от яростных и гордых криков, а также ударов кулаками по груди. Центурионы трижды прокричали здравицу мне, и я отпустил их, закончив этот долгий и трудный день. Когда зал покинул последний центурион, в нём остались только мои спутники, ювелир и Хопи с охраной. Я тяжело опустился на стул.

– Мой царь, давайте я постелю вам кровать? – ко мне подошёл Бенермерут, остальные молча стояли рядом.

– Ваши с Меримаатом подарки будут у меня позже, – я поднял на него взгляд, а потом посмотрел на парня, – я не забыл и вашу помощь.

– Мы не сомневались в этом, твоё величество, – Меримаат низко мне поклонился, и его движение повторили все, кроме Хопи и охраны.

– Тогда спать, утро вечера мудренее, – сказал я, тяжело поднимаясь. Только сейчас, когда всё закончилось, я почувствовал, как же сильно устал.

***

Утром Бенермерут меня разбудил, сказал, что прибыли купцы, нужно было посмотреть качество привезённых продуктов и оплатить их. В том числе там было много хлеба и вина, ведь в городе планировалось празднование. Меня хватило ровно на час такой работы, после чего я, тщательно скрывая раздражение, сказал Бенермеруту:

– Пошли гонца в поместье, пусть к нам приедет Рехмир с помощниками, хватит ему уже прохлаждаться.

Воспитатель, тщательно скрывая улыбку, низко поклонился.

Осмотр всех продуктов занял ещё два часа, после чего я поручил оплатить Небсению все счета, и купцы с большим удовольствием взяли золотые монеты. Я сопроводил их вручение словами:

– Увижу, что кто-то из вас их плющит, самого камнями сплющу.

Меня тут же заверили, что среди них подобных идиотов нет, а тех, кто занимался уродованием монет, давно отстранили от поставок мои военачальники.

Закончив с купцами, я вернулся в дом и наконец позавтракал. После чего Бенермерут, старательно пытаясь оставаться спокойным, сообщил, что все всадники покинули город.

– Скатертью дорога, – буркнул я, на что они с Меримаатом вздрогнули, поскольку явно подумали, что я их проклял. Убеждать в обратном я, конечно, не стал.

После завтрака я пошёл проверить, как обстоят дела с войском, и был удивлён тем, какую активность развели центурионы, замотивированные мной вчера по самые уши. Они выбрали себе опционов из деканов, и то тут, то там я видел, как они показывают и объясняют им новые обязанности. Причём у всех центурионов золотые бляхи на поясах явно были ещё и специально начищены. Так ярко они блестели при свете утреннего солнца, что притягивали взгляды всех без исключения: как наших военных, так и гражданских, которые, открыв рты, осторожно следовали за военными и рассматривали красивую, функциональную вещь, на которую военные переместили свои гладиусы с прошлых подвесов. Не видеть этого они не могли, что ещё больше придавало им веса в собственных глазах от обладания вещью, которой ни у кого больше не было.

Я же, забрав тех помощников, что мне оставили, старался успеть везде, всюду, да ещё и в нескольких местах одновременно. Нужно было распределить поступающую провизию равномерно по когортам, дальше центурионы всем занимались сами, потом встретиться с музыкантами и артистами, чтобы передать им часть вина и хлеба, и при этом ещё успеть проконтролировать, как идёт обучение новичков. Чтобы легионеры совсем уж не обленились от подобной сытой жизни, пришлось вернуть муштру, поскольку бездействующий и не занятый никакой деятельностью солдат оказался вечным источником проблем.