Это было весьма ценное знание, поэтому я поблагодарил военного, что поделился им со мной. Он низко поклонился, затем извинился, сказав, что пора кормить крестьян.
– А мы их ещё не отпустили, что ли? – удивился я.
– Нет, мой царь, – удивился он, – твоего приказа ведь на это не было. Мне их разогнать? А то жрут без меры, скоты.
– Погоди, – я почесал подбородок, посматривая на городские стены, – пожалуй, они нам ещё пригодятся.
Кивнув, он пошёл распоряжаться о еде. Я же стал вспоминать, как в Средневековье обрушали стены, и навспоминал достаточно, чтобы улыбнуться. Наконец у меня появилась идея, что можно делать дальше.
– Мой царь, от твоей улыбки у меня холодный пот начинает течь по спине, – признался Меримаат, находившийся рядом, – каждый раз, когда ты улыбаешься, происходит что-то плохое.
Я рассмеялся от его шутки.
– Ты прав, мой юный друг, – повернувшись, я похлопал его по плечу, – на закате солнца собери совет, я поведаю им свой план.
– Будет сделано, мой царь, – склонил он голову.
Было, конечно, странно после той запомнившейся всем казни, что Меримаат и Бенермерут – оба прекратили называть меня просто Менхеперра, перейдя на более официальное именование, но это был их выбор.
Когда все военачальники собрались после захода солнца у меня в шатре, я почти всю ночь рассказывал, что хочу от каждого, выслушивал замечания, предложения, но главное мы сделали. Военачальники поняли, для чего я хочу заставить всех крестьян и свободных легионеров рыть траншеи, узнав при этом новое для себя слово, и заверили, что прямо с утра начнут претворять в жизнь мой новый план.
И правда, когда на следующий день пришёл проверить, как идут дела, я с удовлетворением увидел, как зигзагообразные траншеи зазмеились в сторону города. На его стенах было видно очень много людей, которые не понимали, что мы затеяли. Лучники пытались достать до копающих, но, поскольку траншеи были глубокими, а землю выбрасывали в сторону города, кроме самого факта проведения земляных работ, враг не видел ничего. Но, разумеется, они понимали, что ничем хорошим это для них не закончится, а потому предприняли атаку на копателей, однако сразу наткнулись на наших копейщиков, которые стали выныривать из глубоких переходов, вступая в сражение, а затем из лагеря по безопасным траншеям в бой были переброшены и лучники. Враг дрогнул и, теряя раненых, вернулся в город, а ещё через два часа на стене появилось белое полотно. Противники, видимо, решили не досматривать, чем закончится это рытьё земли в их сторону, и я не мог их винить.
***
– Великий царь Верхнего и Нижнего Египта, – обширная делегация из двадцати глав самых богатых семейств города рухнула на колени, стоило мне только прибыть на колеснице на переговоры. Я ещё даже не подъехал, а они уже сидели на коленях, лбом упёршись в землю.
– Вон как запели, – хмыкнул я, спускаясь с колесницы и подходя ближе к ним, – а месяц назад даже разговаривать со своим царём не хотели.
– Великий царь, прошу милости для твоих заблудившихся во тьме детей, – не очень натурально запричитал старший из них на отличном египетском, и я понял, что это просто спектакль для красивого зрелища.
– Ты встань и иди за мной, – тыкнул я в него пальцем и, когда он, ничего не понимая, поднялся, в сопровождении охраны отвёл его за границу общей слышимости.
– Мой царь, – он подумал, видимо, что его отвели на казнь, и попытался снова упасть, чтобы поцеловать мои ноги.
– Так, дед, хватит придуриваться, – огорошил я его, – всё, что меня интересует, так это размер выкупа за город, чтобы мои солдаты не стали его разорять, а также количество воинов, которых ты мне отдашь.