Фантазия Дмитрий Мельников

Встретился я с ней в третьем часу тёплого майского воскресного дня, в то время, когда в нашем южном городе уже давно распустились листья деревьев, трава была зелёною и даже ещё не обгорела. Для средней климатической полосы России такая погода была бы скорее летней, но не для нас, людей, живущих практически на самом Юге, где купаться в реке большею частью люди начинают не ранее июля месяца, ведь вода в ней становится тёплой настолько, что даже не приходится к ней привыкать.

Однако в мае у нас так же, как и в других местностях, слетает тополиный пух, окутывая, словно шапкой снега, зелёные газоны, или, перекатываясь по асфальту дорог и тротуаров, мечется под ногами добропорядочных граждан.

Городские жители в эту пору одеваются совсем ещё не по-летнему: некоторые мужчины носят рубашки с длинными рукавами – вот как я в этот день – правда, рукава я закатал по локоть; кое-кто облачён в лёгкие ветровки или спортивные костюмы. Но кто-то выходит на улицу уже и в шортах.

В этот день я стоял у одного из торговых центров в северной части города в ожидании свидания с ней. Вход в торговый центр был в тени и пребывание на улице было весьма приятным. Неприятно было только отсутствие объекта моего ожидания. Свидание наше было оговорено накануне, в день встречи созвонились, подтвердив намерения друг друга сходить в кинотеатр на широко анонсируемый всевозможными изданиями кинофильм. Сам кинотеатр находился здесь же, в торговом центре, что является веянием последнего времени. Раньше кинотеатры располагались исключительно в отдельных зданиях, специально построенных для показа кинофильмов.

Встречи с ней я ждал с замиранием сердца и волнением в груди необычайным. Волнение усиливалось ещё и от того что она опаздывала. Фильм начался в два часа пополудни, на моих часах была уже четверть третьего, а она так и не приходила. Но в том, что она придёт, сомнения у меня не было, в этом уверен я был определённо, несмотря на то, что уверенность моя ничем не была подкреплена и ни на чём не была основана. Я успокаивал себя тем, что женщины всегда опаздывают, а красивым женщинам опаздывать даже положено неписаными, но для них самих известными, правилами.

Я стоял на месте, ходил, топтал тополиный пух, разглядывал прохожих, которых в этот день и час было очень немного, что удивительно для выходного дня, ведь именно в субботние и воскресные дни люди особенно любят ходить в такие торговые центры.

И вот среди немногочисленных прохожих я заметил её. Шла она довольно быстро, красиво, не как-то по-особенному, но вся походка её завораживала. Голову она чуть опустила вниз, как будто смотрела только под ноги. Она была прекрасна! Светло-русые прямые развевающиеся на ветру волосы обрамляли тонкое с изысканно правильными чертами лицо, которое дополняли большие тёмно-голубые, почти синие, глаза, длинные ресницы и в меру полные губы. Косметикой она не пользовалась и это лишь шло ей на пользу. Она была роста выше среднего и стройна необыкновенно, а изгиб её стройного стана напоминал очертания гоночной яхты. Одета она была в светло-коричневую легкую блузку и серую однотонную до колен юбку, которая не могла скрыть необыкновенно стройных ног, облачённых в телесного цвета колготки.

От неё исходил какой-то неведомый, неуловимый аромат нежности, сладкой неги и невероятного блаженства; но, вместе с тем, мне совсем ненадолго показалось, я подметил где-то там, далеко, в самой глубине её души, ощущение какого-то холода, что, может быть, даже подходило к её красоте.

Наконец она подошла и, чуть приподняв голову, сказала просто и тихо: «Привет», и, как мне показалось, даже немного улыбнулась.

– Привет! – я протянул ей коробку конфет. – Это тебе.

– Спасибо, – чуть слышно ответила она.

– Долго добиралась? – задал я совершенно ненужный вопрос, хотя время прибытия её меня беспокоило несомненно.

– Да не особо, – ответила она.

Чувствовал себя я неуверенно, стеснялся начать разговор и потому из уст моих выходил какой-то лепет.

– Ты откуда приехала? – почему-то спросил я.

– Как откуда? Из дома. Я же на Латошинке живу! – сказала она уже довольно сердито. – Я тебе говорила, ты забыл?

«Нет, не забыл, – подумал я, – я хотел спросить, откуда ты сейчас приехала!», но перед красивыми женщинами, бывало, робел, что и случилось со мною в этот раз. Ещё она сказала «на Латошинке», а не «в Латошинке», – этот наш южнорусский диалект отличается несоответствием некоторым правилам русского языка. На Латошинке, в её представлении означало, видимо, что-то далёкое, откуда добраться до города не так-то и просто. Я промолчал, не ответив на её вопрос-упрёк.

– Ну что, пойдём? – спросила она.

– Да, конечно!

– Только мне ещё надо зайти на работу!

– Да?

– Да! – воскликнула она. – Я же тебе говорила! Ты опять забыл?

На этот раз я действительно забыл, что ей необходимо было зайти на работу, но я был расстроен, ведь мы уже опоздали на начало фильма.

– Нет же, совсем не забыл, но…, – я хотел сказать, что очень желал с нею до фильма погулять или пообедать в кафе, однако, почувствовав этот её невидимый холодок, не стал. – Давай уже пойдём и время терять не будем.

Работала она провизором в аптеке, расположенной как раз в этом торговом центре прямо напротив входа. В этот же день, когда мы по телефону сговаривались пойти в кино, она говорила: «Мне только надо перед началом фильма зайти в свою аптеку!». Эта её фраза «в свою аптеку» могла подразумевать как то, что она работала в этой аптеке провизором, так и то, что аптека была её собственной и управляла она в ней самостоятельно, точно как г-жа Гагина в собственной господской конторе. Стоит заметить читателю, я об этом так никогда и не узнал. Она быстро зашла внутрь, пробыла там несколько минут и вышла, на ходу спросив: «Ну что, скоро у нас начинается фильм?». Я ответил, что фильм уже двадцать минут как идёт, включая, конечно, время и рекламы, и анонсов других фильмов. Она сказала, что не может такого быть и, посмотрев на наручные часы, заявила, что на её часах ещё без десяти минут два. Я показал ей свои часы, на которых было уже двадцать минут третьего и только сверившись со своими часами в мобильном телефоне, она поняла, что опоздала. Совсем немного смутившись и опустив голову, а мне же показалось, что с уст её даже едва не сорвалось: «Прости» (но всё-таки не сорвалось), она предложила поскорее идти в кинозал. Всё-таки было в ней что-то холодное: не пугающее, не отталкивающее, но как будто и не дающее духовно сблизиться с ней.

Фильм представлял собою продолжение киноленты знаменитого отечественного режиссёра, которая лет пятнадцать тому назад даже заняла первое место в каком-то американском конкурсе кинофильмов.

Мы зашли в кинозал как раз в тот момент, когда главного героя в местах лишения свободы пытались расстрелять из крупнокалиберного пулемёта, но потом почему-то передумали (видимо, без него фильм бы уже не получился).

Картина с художественной точки зрения не представляла особого интереса, в отличие, конечно же, от первого фильма пятнадцатилетней давности, но некоторые эпизоды и этого фильма были весьма захватывающи, особенно сцены налётов вражеской авиации, выстрелов артиллерии, да так, что после окончания одного из эпизодов я даже выдохнул с облегчением. На мою спутницу, как эта сцена, так и весь фильм не произвели ровно никакого впечатления, а если и произвели, то я этого не заметил: реакции вообще не было, ни одна эмоция не отразилась на её прекрасном лице.

Эмоции были не у неё, а у меня. Почти два часа я сидел рядом с ней и наслаждался тем, что она здесь, со мною, что локти наши соприкасаются на общем подлокотнике кресел. Смотрел на её профиль, на котором особенно ярко в свете киноэкрана выделялись длинные тушированные ресницы и чувственные губы. У меня в то же время было какое-то неловкое чувство беспокойства, выражающееся в ощущении того что это всё очень скоротечно, что больше мы не увидимся с ней никогда.

Наконец, к моему сожалению, настал тот момент, когда фильм закончился, как заканчивается всё в нашей жизни, и нам пришлось покинуть сие благословенное заведение. Как только вышли на улицу, она сразу же попрощалась, сказала, что ей необходимо ехать домой, что у ней много дел домашних и личных. Я же сожалел о том, что она уезжает, на что она с некоторыми нотками неудовольствия возразила: «Но я же тебя предуведомила о том, что свидание наше ограничится лишь походом в кино!». Увы, я всё это помнил, но надеялся, что она всё же пожелает немного со мною прогуляться. Она не захотела даже, чтобы я проводил её до автобусной остановки.

После свидания я отправился в центр города, гулял, дышал свежим воздухом и мысленно повторял её имя: Татьяна, Татьяна, Татьяна…

В течение следующей недели я работал, купался с приятелем в реке после рабочего дня, проводил время, как обычно. Однако я не переставал думать о Татьяне. Я пытался дозвониться до неё, назначить свидание – всё был тщетно: она не отвечала ни на мои телефонные звонки, ни на короткие телефонные сообщения.

Время шло однообразно, на улице уже установилась жара, дела мои шли своим чередом. В один из дней произошёл незначительный эпизод, который выбил меня ненадолго из моей обыденности, мечтаний и несколько меня встряхнул. В тот день, после работы, приехав в свой район на электричке, я, как обычно, шёл в сторону дома. От станции электрички до жилых кварталов идти было не более нескольких минут по живописной лесопарковой зоне, в которой кто-то из обывателей бегает, как я это делал по выходным, кто-то выгуливает домашних собак, а кто-то и просто растянется на лужайке и отдыхает. Сама дорога от станции электрички до жилого массива была пешеходной и представляла собою проложенные одну за другой бетонные плиты. Во всю длину дороги с правой её стороны были высажены берёзы в несколько рядов, за ними лежал луг, на котором и любили отдыхать люди. С левой стороны от дороги был тот же луг, который сразу за железной дорогой переходил в склон к берегу реки. На всём же протяжении от железнодорожной станции до жилых домов обитала стая бродячих собак, которых некоторые женщины из нашего квартала прикармливали после работы остатками своих обеденных яств. Собаки знали время прихода электрички и всегда покорно ожидали своих покровительниц, но не прямо на платформе, а чуть поодаль, под берёзками, будучи животными «воспитанными» и стеснительными, насколько можно так о них сказать. После трапезы животные, обычно, догоняли пассажиров электрички, и провожали их до домов.