– Что не здороваешься? – режущий ухо хриплый голос рассеял курлыканье птиц.

– Здравствуйте, Агнесса Леонидовна, – процедила Алиса сквозь зубы и направилась к двери подъезда.

– Ты постой, – соседка махнула рукой. – Я тебе сказать кое-что хочу.

Алиса вздохнула, понимая, что, судя по тону, адекватного разговора не выйдет. Оставалось только проигнорировать просьбу и скрыться за металлической дверью.

– Ты зачем бабушку свою мучаешь?

Алиса неожиданно для себя обернулась.

– Что, простите?

– Не притворяйся глухой. Сумасшедшей можешь притворяться, хотя все мы знаем, зачем вы – молодые, ходите по врачам. Я сказала – перестань издеваться над своей бабушкой.

– Вы и про врача знаете?

– Двор мелкий, все друг друга знают, а тебя, неблагодарную, лучше всех.

Алиса болезненно улыбнулась, представляя, что же такого могла о ней рассказать ее бабушка. Она решила закончить разговор.

– Хорошо, Агнесса Леонидовна, будет исполнено! – девушка комически нелепо отдала честь, устремив глаза в даль.

– Паясничаешь… – соседка оскалилась. – Все вы паясничаете, истязаете нас, людей свое поживших. Ты хоть знаешь, сколько хорошего сделала твоя бабушка? Как она учила детей раньше, что ей потом годами написывали, узнавали, как дела у нее. Если ты не начнешь…

– Агнесса Леонидовна, – оборвала ее Алиса. – Вам не с кем поговорить?

Соседка замолкла. Девушка продолжила:

– Почему бы Вам не поговорить не со мной – неблагодарной, а с Вашими детьми, которых, я уверена, моя достопочтенная бабка воспитала правильно и научила быть хорошими людьми? Или они не у нее учились?

Агнесса Леонидовна сохранила молчание. Голуби непонимающе топали вокруг нее, ожидая салют из семечек, что застыли в пухлой руке.

– Мне тоже бывает не с кем поговорить. Но, знаете, последний человек, к которому я обращусь, даже чтобы пожаловаться или посплетничать, – Вы. Потому что Вы мне не нравитесь. Старая, одинокая, прибитая к лавке старуха, отличающаяся от моей лишь тем, что ее дети догадались не связываться с ее маразмом. Сидите тут, вонючих голубей прикармливаете, а они потом засирают все подоконники.

Лицо соседки как будто бы изменилось, но лишь на миг. Действительно, человек свое поживший – даже возможный местечковый скандал с молодухой не взбудоражил полутухлые тело и ум. Однако Агнесса Леонидовна слушала, а значит, можно позволить себе еще чуть-чуть напускной клоунады.

– Поверьте, бабуля моя прекрасно справляется с моей неблагодарностью. Уверена, что это она сведет меня в могилу, а не наоборот. Хотя, знаете, что: лучше Вам не задумываться над чужими проблемами, а оторвать задницу от лавки и заняться своими.

Ну вот еще капельку.

– А, да, сделайте мне одолжение, никогда больше со мной не разговаривайте. За спиной себя обсуждать официально разрешаю.

Обмен пустыми любезностями окончился беспонтовой ничьей. Но, как будто все довольны.

Алиса открыла входную дверь. Та, со скрипом, постепенно скрыла ее от света и голубей. Наверное, они и дальше продолжат курлыкать под ногами, наполняя соседкову башку птичьим звуком, и, когда места там не останется, Агнесса Леонидовна сладко вывалит гущу гневных слов на ближайшего вынужденного собеседника.

Это будет так приятно и успокаивающе. Срываться на посторонних – очень клево.

Затхлый подъезд сохранял тепло, спертым воздухом согревая промерзшие пальцы и щеки, но, тем не менее, Алиса не хотела задерживаться, а побыстрее добраться до квартиры: вдруг опять с кем-то столкнется. Она заскочила в лифт и машинально нажала на кнопку, на которой красовалась полустертая цифра семь. Ворчливый лифт начал медленно подниматься вверх. Девушка задумчиво разглядывала стенки этого ворчуна, всматривалась в изощренную настенную живопись. От пола до потолка оболочку лифта изуродовали непонятными надписями и рисунками неприличного характера, один из углов «пометил» какой-то особо одаренный житель. «Он что, до дома не мог дотерпеть?» – подумалось Алисе. Хотя, возможно, он и не собирался. Такой вот знак протеста. Ну, или просто глупость.