«Сенсоры подтверждают… объект деактивировал оружие, –доложил Орлов, его голос дрожал от облегчения и глубочайшего недоумения. Он смотрел на экраны, где красные предупреждения погасли одно за другим. – Продолжает движение на вход в атмосферу. Энергетическая сигнатура… снова нулевая.»


Волков медленно, очень медленно разжал пальцы на штурвале. Ладони внутри перчаток были мокрыми от пота. Он почувствовал, как дрожь пробежала по его рукам. Он смотрел на удаляющийся «Алтаир», который уже начинал окутываться первыми, призрачными фиолетовыми отсветами трения о верхние слои воздуха. Но не огненным шаром, как входили в атмосферу земные корабли, а мягким, почти эфирным свечением, как будто сам воздух приветствовал его, обволакивая нежным сиянием.


«Они просто… продемонстрировали превосходство, – проговорил Волков хрипло. Голос звучал чужим. – Мы для них – мухи. Недостойные даже уничтожения. Они показали, что могут стереть нас одним движением… и не стали этого делать.» В его голосе не было злости или горечи поражения. Был только ледяной, всепоглощающий ужас перед бездонной пропастью технологического и, возможно, этического разрыва. И горькое, унизительное понимание собственной ничтожности.


«Но почему?» – спросил Орлов, его глаза все еще были полны ужаса. «Зачем все это? Зачем выходить на орбиту? Зачем игнорировать, потом стрелять, а потом… отпустить?»


Волков молчал, глядя на то место, где «Алтаир» начал погружаться в фиолетовую дымку атмосферы. Ответа у него не было. Только предчувствие, что эта демонстрация силы была лишь первым актом чего-то гораздо большего. И что настоящая встреча – или испытание – было еще впереди. Гул двигателей «Гром-1» теперь звучал как стон раненого зверя, уносящего их прочь от места унижения, к относительной безопасности станции «Мир-7». Но безопасность эта была иллюзорной. Черная бездна космоса и синяя хрупкость Земли внизу внезапно показались Волкову бесконечно враждебными и одинокими. Пришельцы были здесь. И они могли все. Поврежденный космический перехватчик «Гром-1», на подлете к орбитальной станции «Мир-7». Синий шар Земли в иллюминаторе казался теперь не домом, а мишенью.


Тишина внутри кабины после отбоя атаки была гнетущей, физически ощутимой. Ее нарушали только:


Прерывистый гул оставшихся двигателей, работающих на запредельных режимах, их звук был хриплым, надсадным.

Тиканье термодатчиков вокруг пробоины – звук капель, падающих в металлический таз.

Шипение и щелчки аварийных систем, пытающихся стабилизировать разбалансированный корабль.

Собственное дыхание экипажа – громкое, учащенное, пробивающееся сквозь фильтры гермошлемов, которые они так и не сняли из-за риска новой разгерметизации.

Волков сидел в кресле, будто влитый в титан. Его руки все еще сжимали штурвал, хотя система автопилота, едва справляющаяся с поврежденным кораблем, давно взяла управление на себя. Он смотрел не на приборы, а в черноту космоса за треснувшим бронестеклом. Туда, где несколько минут назад висел «Алтаир». Там теперь была только пустота и звезды. Но перед его внутренним взором все еще плясали ослепительно-белые сгустки смерти, оставляющие фиолетовые шлейфы искаженного пространства. Он видел, как его корабль, гордость земного флота, превратился в добычу, в муху, которую прихлопнули, но не добили. Унижение. Оно горело в груди жгучее физической боли. Сильнее страха.


«Отсек 3… герметичен, капитан, – голос Орлова прозвучал сквозь тишину, хриплый и усталый. Он откинулся в кресле, вытирая пот со лба тыльной стороной перчатки. Его лицо под шлемом было серым. – Пожар локализован. Но… отсек мертв. Весь сектор питания „Дельта“ уничтожен. Мы летим на аварийных аккумуляторах и генераторе отсека „Бета“. Запаса… на час, может, полтора. До „Мир-7“ – сорок минут.»