— Меня Мира зовут. Мирослава.

— Вянка, — она кивнула.

— Всё будет хорошо. Правда, — Мира явно старалась её успокоить, — из всех возможных инквизиторов тебе выпал лучший в плане человеческих качеств. И вы с ним очень похожи, особенно глаза...

— Судя потому, как часто мне это ставили в упрёк, уж сходство точно правда, — нервно хохотнула девушка. — Так заметно? Ну, волнение?

— Ну, у меня нюх чуткий, а у переживаний есть свой запах. Так что... Мне — да, — Мира пожала плечами. — Выдыхай.

Вянка с завистью посмотрела на магичку, та вряд ли была сильно старше, может, на пару лет от силы, но явно гораздо крепче внутренне. От Миры тянуло каким-то звериным спокойствием, как от перевёртыша из сильной стаи, но шерстью от неё не пахло. Может только совсем немного.

— Давно знакомы?

— С моего рождения, пожалуй. Друг семьи.

Ярычевская ощутила неожиданный укол, больше из-за того, как Мирослава произнесла слово «семья». С такой интонацией говорят люди, у которых в ней всё хорошо. Вот уж не думала, что спустя столько времени это начнёт её цеплять, хотя рядом был и пример Данковцевых, да и Тана друг за друга горой стояли. А зацепила вот эта мелкая — ниже даже самой Вянки — девчонка с громкой фамилией «Грозная», вышитой на куртке. Магичка не понимала, можно ли назвать это ревностью, наверное, да, какой-то её формой это чувство всё-таки было, и от этой мысли становилось гаже, она принялась отсуткивать неровный ритм, то и дело глядя на дверь, из-за которой начинали доноситься голоса.

— Думаю, я вас оставлю.

Мира выскальзывает за дверь как раз вовремя, чтобы перекинуться парой слов с инквизитором так, что Вянка не услышала, зато руки у неё затряслись с новой силой. Повисшую в тесном помещении тишину можно было пощупать, она казалась тяжёлым ватным облаком, заполнившим собою всё пространство. Ярычевская медленно вздохнула. Так, дышим. Что она видит? Стол с трещиной. Окно. Пустые полки. Огрызок карандаша. Заусенец у себя на пальце. Слышит. Деревья шумят. Пальцы стучат по столешнице. Скрипит дверь. Шаги...

— Вянка?

Магичка нервно кивнула, глядя на усаживающегося напротив мужчину. Инквизитор смотрел на неё слишком пристально, слишком внимательно, а Ярычевская боялась ответить таким же прямым взглядом, поэтому лишь косилась, ощущая, как холодеет лицо, от кторого отлила вся кровь.

— Не так я себе эту сцену представляла.

— Да я как-то тоже, — он фыркнул, напоминая девушке одновременнои и её саму, слишком уж похоже вышло, и, как ни странно, Шедова.

«Вот уж правда, выбирают похожих на отца. Даже если перед этим выбором его не видели», она слабо улыбнулась, принимаясь накручивать и без того вьющуюся прядь на палец. Молчание вновь начинало набирать обороты, когда Фёдор задал вопрос, явно обдуманный им неоднократно:

— Что она говорила?

— Елена-то? — если он и зацепился за обращение к матери по имени, то промолчал. — Сперва, что это был мимолётный роман с уроженцем Нуля. Показавшим только один фокус — фокус с исчезновением. А потом... Недавно бросила мне в лицо упрёк, цитирую, «ты и твой папаша-инквизитор высосали из меня все силы и поломали жизнь», конец цитаты.

— Ну, её, конечно, можно понять, — протянули они одновременно и неловко засмеялись.

— Мы правда сидим и ищем ей оправдание? — скривилась девушка.

— Ну а как иначе? — инквизитор улыбнулся уже гораздо мягче, свободнее, естественнее. — Расскажешь что-нибудь? О детстве, например?

Вянка повела плечами. О детстве? Для нее детство, уже кажущееся каким-то невероятно далёким, всё-таки столько событий произошло, пахло клубничным вареньем и нагретым медным тазом. И деревянной ложкой, в себя все эти запахи впитывавшей. Ещё липой — совсем как здесь, густой запах проникал через приоткрытые окна, пропитывая собой всё. Оно было пропитано сыростью аномальной магии, ощущающейся как влажный воздух у реки с утра, оседающей на коже едва уловимым, но сразу узнаваемым ощущением.