Дело Василия Полякова казалось совсем простым. Конечно, оставалась загадка с камерами, но ничего экстраординарного Русаков в ней не видел. Стоит лишь немного разобраться с плёнкой и теми, кто её смотрел – скорее всего, не особо-то и внимательно – и правда выйдет на поверхность. Вряд ли эту загадку ему подкинул изощрённый преступный ум, с каким ему давно хотелось схлестнуться. Вряд ли в стенах этого института, несмотря на витавший в нём тревожный дух, притаился злоумышленник, которого ему во что бы то ни стало нужно обезвредить.
Терентий Русаков ошибался не часто. Но сейчас он вряд ли мог подумать, что это именно тот случай.
В фойе возле гардеробной его ждал невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти с лысой головой и жёлтыми щетинистыми усами. Выглядел комендант довольно грозно. Заметив приближающегося эксперта, он подтянулся и отрывисто представился:
– Гвардии прапорщик Проклов.
– Терентий Гаврилович, полковник в отставке, – ответил Русаков в тон коменданту.
– Леопольд Генрихович приказал показать вам записи камер и комнату пропавшего. С чего начнём?
– По традиции начнём плясать от печки. В данном случае это общежитие.
– Тогда пойдёмте.
Они вышли на улицу, и комендант указал на старое двухэтажное здание из красного кирпича, отдалённое от учебного корпуса метров на двести. За долгие годы стены начали крошиться и осыпаться, что было особенно заметно на углах здания: края стены казались не прямыми, а волнистыми. Все окна общежития были закрыты чёрными, местами проржавевшими решётками.
Между двумя зданиями раскинулось пространство вроде небольшого парка, но без фонарей и скамеек. Росли здесь в основном лиственные – четыре могучих дуба по краям и с десяток осин между ними. Листва с них уже почти полностью опала, обнажив крупные вороньи гнёзда. Их обитатели расположились на голых ветках, устремлённых к небу, как исхудавшие руки страждущих. В центре парка раскинулась большая лужа, когда-то, по-видимому, бывшая прудом. В обход неё к крыльцу общежития змеились две тропинки, устланные жёлтыми листьями, уже успевшими порядочно запылиться. По одной из них и двинулись Русаков с Прокловым.
– Полагаю, это бывшая дворянская усадьба? – спросил эксперт.
– Точно так. Здесь жили какие-то князья или графья. Учебный корпус был господским домом, а общежитие – флигелем для прислуги. Об этом вам лучше расскажет доктор. Он у нас знаток истории.
Подойдя ближе, Русаков смог рассмотреть, что общежитие построено в форме буквы П. Два крыла здания соединялись перемычкой, где и располагалось крыльцо. Но высокие двустворчатые двери были заколочены крест-накрест, что придавало всей постройке мрачный, заброшенный и даже зловещий вид. Вход же в здание осуществлялся через две железные двери, расположенные друг против друга. Заметив, что Русаков обратил на это особо пристальное внимание, комендант пояснил:
– Девчонки и парни живут в разных половинах. Это крыло мужское, а то женское. Проход между ними я закрыл. Как видите, у нас тут всё благопристойно.
– Не сомневаюсь. Но разве для тех, кому очень надо, это достаточная преграда?
– Может, и недостаточная. Зато порядок какой-никакой. И никаких оргий в комнатах.
Они вошли в одну из железных дверей и поднялись на второй этаж по деревянной лестнице. За лестничной клеткой оказался длинный коридор с десятком фанерных дверей. Его стены недавно выкрасили масляной краской салатового цвета. Никаких попыток украсить их по своему вкусу студенты не предпринимали: ни надписей во славу любимого футбольного клуба, ни наклеек. С потолка свисали плафоны с колотыми краями, а то и простые «лампочки Ильича». В общем, вид помещение имело откровенно казарменный. На стене у входа висела красная доска объявлений, к которой рядом с советским плакатом «Чистота – залог здоровья» прикрепили фото разыскиваемого Полякова. И действительно, коридор содержался в образцовой чистоте. И лишь проходя мимо туалета Русаков услышал запах плесени и сигаретного дыма.