Примерно три тысячи человек на тот момент считались погибшими при взрывах Всемирного торгового центра.

Совпадение цифр никак не могло быть случайным. Трагическая равноценность, озаренная жертвенным огнем. Одна жертва взрыва. Один солдат. Ни больше ни меньше. Американская жизнь продолжается.

Но продолжается она отдельно от остального мира, словно параллельно или, скорее даже, по диагонали по отношению к остальному человечеству.

Я понял, насколько Америка будет одинока. Все более и более одинока.

Я понял, насколько человеку на этой планете необходимо как можно быстрее столкнуться с этой войной. Столкнуться с самим собой. С тем, что от него осталось.

Балансируя на краю пропасти, он найдет, быть может, в себе силы, необходимые для подлинного возрождения.

Только приблизившись к месту взрыва, вникаешь в настоящую суть столкновения.

Только подойдя к грани полного уничтожения, он осознает, быть может, если только он еще на это способен, истинную цену творения.

Но мы с Люси Скайбридж будем уже далеко, чрезвычайно далеко. Мы уже покинем башню-мир, башню – пылающий мир, башню-мир, которая вот-вот обрушится.

Когда начался 2003 год, жизнь в деревне шла полным ходом.

Однажды, сухим, солнечным и довольно холодным днем, я возвращался с прогулки по берегу озера и встретил капитана Купера, который готовился к своему обычному ежедневному погружению.

Разговор сразу принял чрезвычайно знакомое нам направление.

Мне не следовало рассказывать бывшему военному летчику слишком многое. Главное, нельзя было раскрывать факт существования экрана, пришедшего из будущего и преломляющего время, я мог всего лишь попытаться поддержать горящий огонек разума соседа. Я мог дать ему почувствовать запах пожаров, запах пороха, запах трупов. Запах приближающегося мира. Мира, уже пришедшего.

– Американская армия победит Саддама Хусейна и возьмет Багдад за месяц или два, – говорил я соседу. – Три месяца – максимум. – Я совершенно сознательно лгал, все произойдет гораздо быстрее. – Вы увидите, будет почти так же смешно, как первая война в Заливе.

– Вы так действительно думаете? Говорят, что их войска состоят из фанатиков и будут биться до последнего.

– Такая же пропагандистская белиберда, что и в тысяча девятьсот девяносто первом году, господин Купер. Восемьдесят – девяносто процентов иракских призывников исчезнут в песках пустыни при первой же настоящей стычке, остальные последуют их примеру во время общего наступления. Вы увидите, они все будут сдаваться, как тогда. Останутся лишь части республиканской гвардии, федаины[23] Саддама, служащая ему милиция партии Баас и его личная охрана. Они не продержатся долго.

– То есть вам кажется, что победа будет быстрой и уверенной?

– На этом этапе операции – вне всякого сомнения. Состоится практически классический блицкриг. Плацдарм готов, иракская армия уже побеждена, и большинство ее генералов, очевидно, об этом знают. Это не проблема.

– Это не проблема? А что же тогда проблема?

Я позволил себе подарить ему сувенир, который мне показался милым, приятным и практически полным сочувствия.

– Проблемы как раз начнутся позже, капитан Купер. Поскольку война откроет совершенно незнакомое и непредсказуемое политическое пространство в самой гуще проблемы, внутри исламистской пороховой бочки. Крах Саддама Хусейна будет благосклонно воспринят иракским народом, это очевидно. Но возникает следующий вопрос: как управлять страной, три религиозно-этнические группы населения которой состоят в непримиримых противоречиях и каждая проявляет лояльность по отношению к соперничающим между собой мощным государствам региона? При этом я не говорю обо всяких меньшинствах. Самое главное тут не ошибиться в выборе союзника, а следовательно, и