Довел меня до стойки мини-бара, за которой смешивал напитки какой-то мужик.

– Эй, нам две текилки, друг! – громко скомандовал хозяин гуляний.

Примостился рядом с ним. Сбоку от меня восседала симпатичная деваха с крайне знакомым лицом глянцевого типа, такого знаете, сошедшего с экрана или журнала. Она заткнула одно ухо и что-то кричала в телефон.

– …Нет, представляешь он опять хочет, чтобы я снимала как он трахает арбуз! Представляешь?! Надоели арбузы! Нет, от грейпфрута у него раздражение…

Перед нами тут же, на стойке, лежала голая девушка. Не сидела, а именно лежала. Бармен сделал напитки и поставил две стопочки с блюдцами, полными соли на ее живот.

– Я за рулем, – решил отмазаться, но меня никто не услышал. Артур тут же насыпал белый порошок на руку, вдохнул его, проглотил свою порцию и зажевал лимон. Угу, понятно. Не соль. Уставился на меня с дикой улыбкой.

Видать, самолеты все же долетели, корабли доплыли…

Я же изучил эту живую подставку. Девушка открыла глаза, посмотрела в потолок. Потом на меня. Она что-то сказала, но я не расслышал. Придвинулся к ней поближе.

– Люблю фиалки, – слабо произнесла она. Я осмотрел ее немного расплывшиеся груди с крохотными сосочками. Взял стопку и на сухую выпил. «Закусывать» не стал.

– Ну? Что думаешь? Думаешь что? А? А? Хорошо же?! Хорошо! Как там…Время – вещь необычайно длинная…Были времена…Были…Смотри!

Артур обвел рукой танцующую толпу людей. В принципе толпой назвать это сложно, человек десять-пятнадцать. Они живенько дрыгали телами под типичный убогий клубняк. Диджей чего-то мучился на пульте, а музыка все равно говно.

– Музон говно, Тура, – признаюсь я.

Он продолжал дико улыбаться, блестеть глазами, слова мои не сразу долетели до него, но долетели. Он захохотал, обнял меня и прокричал в ухо:

– Правильно! Правильно! Видишь? Ты сечешь в тему! Только ты сечешь! А остальные – так, мишура, дыра в пейзаже, ха! Дыра! Мишура! Всем тут говорю, что музыка эта, музыка – параша. Без музыки надо жить, понимаешь?! Без музыки. Один шум врубать, бас один и все, остальное пусть сам человек делает! В воображении! Фантазирует! –затараторил он опять, – В воображении! А тут не музыка! Но этим вот нравится. А я давно говорю, чтоб только белый шум человеку! Белый шум человеку!

– Тура, я к тебе по делу, ты помнишь?…

– Или слышал про коричневую ноту? Про ноту слышал? Это когда нота такая, короче, врубаешь ее и обсираешься,– продолжал он. Удивительно, однако его частая, тарабарошная речь сопровождалась отменнейшей дикцией. Вот что значит образование, – Прикинь? Играет музыка, а ты весь в говне стоишь, грустный стоишь, грустишь грустный…

Я взял его за плечо и придвинул к себе в упор. Меня обдало ароматным винегретом из пота, алкоголя, женских духов, мужских духов, кальяна, табака и хрен знает чего еще.

– Артура Андреич. Я. Пришел. По делу, – говорю глядя в упор в его разноразмерные зрачки.

Он прячет улыбку, делает по-детски серьезное хлебало, моргает, кивает, насыпает себе немного «соли» на руку, нюхает, встает и зовет меня за собой.

Мы обходим танцующих, проходим пару заполненных телами комнат, коридоров, проходим по винтовой лестнице, оказываемся на этаж ниже. Тут, на мое счастье, потише, слышатся одни удары басные сверху и играет нечто иное. Весьма примитивное для ситуации – нечто хиппарьское. Точно, «Jefferson Airplane». Но не «Белый кролик».

Он провел меня в большое помещение, где опять были люди. Но немного, человека три. Все девушки. Не знаю, вероятно, это была ванна. Хотя непохоже. Но в центре комнаты стояла большая сауна и из нее торчали женские ножки.