Через несколько недель мы немного освоились, начали присматриваться к детям. Одна из девочек в нашей группе отличалась от других: всегда улыбалась, разговаривала громче всех, придумывала игры, и все радостно присоединялись, что бы она ни предложила. Её звали Юста. Я замечала, что Трина, как и я, часто наблюдает за Юстой. Нам обеим хотелось, чтобы нас позвали играть, но такое случалось редко – только если для игры нужно было много девочек. Тогда мы могли вместе со всеми бегать по двору, кричать, смеяться.
Юста обращалась с нами так же, как с остальными, – весело и даже, как мне казалось, доброжелательно.
Мы тогда уже начали работать в швейной мастерской, но нам пока не поручали ничего сложного: мы просто изучали типы тканей, учились вырезать разные фигурки и сшивать их вручную. Трина, как и в спальне, была моей соседкой, поэтому я видела всё, что она делает. Иногда она сворачивала обрезки тряпок и прятала в карман. Однажды я выждала, пока наставница отвернётся, и шёпотом спросила:
– Что это у тебя?
Трина покраснела и ничего не сказала. Я больше не спрашивала, но иногда размышляла, зачем ей это. По ночам я теперь спала лучше – слишком уставала за день и даже не успевала поплакать перед сном. Но однажды я проснулась среди ночи от какого-то хруста. За окном висела огромная жёлтая луна, свет падал прямо на Трину. Она сидела на кровати, на одеяле перед ней лежало что-то тёмное, а Трина тянула нитки, и они разрывались с тихими щелчками. Этот звук меня и разбудил.
Я немного понаблюдала молча, а потом села на кровати. Трина испуганно повернулась ко мне.
– Что ты делаешь? – прошептала я.
– Не скажу.
– Почему?
– Это секрет.
Я молчала. Трина разорвала последнюю нитку и стала вертеть в руках этот непонятный комок. Потом не выдержала и протянула его мне:
– Посмотри. Это кукла.
Комок и правда напоминал куклу. Из обрезков ткани, из маленьких лоскутков Трина скрутила человечка в юбке. Все кусочки были тщательно перевязаны нитками – их-то Трина и обрывала, когда я проснулась.
– Это ты сама придумала? – спросила я. Дома у меня остались настоящие куклы, но здесь, в приюте, в игровой комнате нам давали только кубики и мячики. Я замолчала, чтобы не расплакаться.
Трина забрала у меня куклу и сказала:
– Это подарок.
– Для кого?
– Для Юсты.
Мне стало обидно, что это не я додумалась до такого. Мне ведь тоже нравилась Юста! Вот бы я была такой же умелой, как Трина! Тогда бы я тоже могла что-нибудь подарить Юсте.
Мы ещё немного пошептались и заснули.
Следующим утром шёл дождь – прогулку отменили, а днём нас вывели во двор, где ещё не просохли лужи. Девочки ходили туда-сюда небольшими группами, бродили вдоль забора, присаживались на скамейки. Юста стояла хмурая, не предлагала никаких игр, поэтому и остальные не веселились.
Трина взглянула на меня, как будто искала поддержки. Я догадалась, что она собирается сделать, и кивнула, чтобы подбодрить. Трина медленно пошла вперёд, достала из кармана куклу и протянула Юсте:
– Вот. Это тебе.
– Что это? – Юста взяла подарок осторожно, двумя пальцами.
– Кукла. Я сама сделала. Для тебя.
– Для меня? – Юста всё ещё держала куклу на вытянутой руке, как будто боялась запачкаться.
Потом она подбросила куклу и ловко поддела её носком ботинка, когда кукла уже почти упала на асфальт.
– Эй, девчонки! У нас новый мяч! – закричала Юста. И с разных концов двора к ней побежали её подруги. Юста хохотала, поддевая куклу ногой и пиная её так, чтобы попасть в лужу. Вскоре уже вся группа, кроме нас с Триной, вступила в игру. Бедная кукла летала по двору, тонкие нитки, так старательно завязанные Триной, разорвались, и лоскутки сыпались на асфальт и оставались лежать под ногами у разгорячённых девочек.