В микрофон совершенно несвязным потоком звучат поздравления для отдела продаж, а затем начинает играть песня про Бали, и старые мормышки толпой бросаются на танцпол.

Ну и пусть веселятся. Все лучше, чем выслушивать их завывания в караоке. Надо запретить Кариму устраивать эту самодеятельность.

– Налей воды.

Я вздрагиваю. От неожиданности. Снова. Да как у него это выходит – постоянно незаметно подбираться ко мне?

Я ловлю хитрый взгляд с прищуром, и облокачиваюсь на стойку.

– Слушай, если мы уже изображаем парочку, то давай ты не будешь делать из меня рогоносицу?

– Рого… что? – Кир смеется так, что запрокидывает голову назад.

Я в ответ изо всех сил щипаю его за руку. Чтобы не брал на себя слишком много.

– Хватит калечить меня. – Он потирает больное место, а потом наклоняется ближе и добавляет без улыбки: – Ты думаешь, мне пятнадцать и я не могу удержать член в штанах?

Мой взгляд выразительнее слов.

– Ты и правда так думаешь, – усмехается гад. – Слушай, я сам пришел к тебе и предложил перемирие. Если ты хочешь выставить определенные условия, озвучивай сейчас. Я постараюсь их принять.

Постарается он.

На его лице танцуют разноцветные огни, а глаза кажутся еще чернее прежнего. Черты мягкие и не имеют ничего общего с тем, что я видела вчера. Как он умудряется быть таким разным?

Кто ты такой, Кирилл Скоморохин?

– Откуда ты узнал про телефон Дэна? Что я подменила его?

Ни один мускул на его лице не дергается – железная выдержка. Кирилл слегка качает головой и подпирает ладонями щеки.

– Я много о тебе знаю. Наблюдательный. Что-то еще?

Мне не сразу удается вырваться из бескрайней бездны его глаз.

– Только это, – севшим голосом отвечаю я и покашливаю.

– Тогда надеюсь, встречаться мы будем не больше пары недель. Долго воздерживаться – вредно для здоровья.

Я вдруг смеюсь, а он подхватывает, и становится так легко. Вспоминаю, что он просил воды, беру стакан и оглядываюсь вокруг.

– Может, покрепче чего-нибудь?

Кирилл удивленно задирает бровь и ухмыляется. Одновременно с этим из колонок начинает прорываться «бухгалтер, милый-милый мой бухгалтер». Я подтягиваюсь и смотрю поверх трясущихся голов офисных клерков, ушедших в отрыв, на нашего звукаря, но тот лишь руками разводит.

Приземлившись обратно на пол, я замечаю, как глаза Кира следуют за моим животом и грудью. Он просто невыносим! Закусывает пухлую губу и смотрит на меня. Бог мой, в горле пересыхает от такого взгляда.

– Давай покрепче, – произносит он, и мне приходится приложить усилия, чтобы вспомнить, о чем мы говорили. – Только ты будешь со мной.

Не знаю, как Скоморохину удается подписать меня на эту авантюру с алкоголем. По правде говоря, ему даже уговаривать меня не приходится, но через час Дэн взашей выгоняет нас из бара, на что мы в ответ только громче ржем.

Я скрываюсь в уборной, а когда возвращаюсь, начинает играть моя самая любимая песня. Спрятавшись в укромном углу, я застываю, пока народ приходит в движение – кавалеры не первой свежести приглашают возрастных дам на медленный танец, а некоторые самые активные, то есть пьяные, девушки, осмелев, вытягивают в центр зала боссов в дорогих костюмах и с обручальными кольцами.

Все не то. Пускай этот мир останется по другую сторону. Я же опираюсь головой о стену, скрещиваю руки на груди и закрываю глаза под надрывное пение с просьбой «сиять».

Мурашки ползут по шее, плечам и разбегаются по рукам. Вдруг. Неожиданно. Вот только уже не от песни. Всем нутром я вмиг напрягаюсь. Будто какими-то неведомыми ранее инстинктами ощущаю его приближение, чувствую его дыхание в волосах и на щеке.