Когда, устав от бесплодных размышлений и накрывшись с головой одеялом, Юра уже лежал в кровати, ему вдруг подумалось: «Может, встать потихоньку и пойти босиком на цыпочках с веревкой в подвал? Все вопросы отпадут…» Родители, конечно, расстроятся, сестренка плакать будет. Санька станет волосы на голове рвать, что, не подумав о последствиях, дал такой дурной совет. Мама на год, а то и больше, на валерьянку подсядет.
Картины всеобщего горя, дополняемые картинами полного раскаяния тех, кто когда-либо посмел его чем-нибудь обидеть, в какой-то мере грели душу паренька, но одновременно у него самого защипало в глазах от жалости ко всем им и к самому себе. Откуда эта жалость, если все вокруг бессмысленно? Он долго ворочался под одеялом, размышлял, пока под утро его не сморил сон. А когда ближе к полудню проснулся, в голове забегали уже другие мысли.
Глава вторая
Мысли, мысли, мысли… С той памятной ночи в голове Юры Рябухина стали ворочаться не только его собственные, но и мысли других людей. Вначале это были единичные случаи. Запомнилось, как однажды, вернувшись из школы домой, он бросил на стул пакет с учебниками, переобулся, заглянул на кухню, взял со стола яблоко. Мать возилась у раковины с посудой. Не оборачиваясь, приструнила:
– Положи на место! – повернулась лицом. – В автобусе ехал, за поручни хватался. Дверь в подъезде тоже не башкой открывал. Сколько раз тебе говорить об одном и том же? Прежде чем хватать что-то, надо руки мыть!
Юра положил надкусанное яблоко на стол, развернулся, молча пошел к дверям своей комнаты, и тут же в голове мелькнула явно не его мысль: «Как он подрос! Может, и девчонка какая есть, а я с ним как с маленьким».
Это было до того неожиданно, что паренек остановился, повернул назад голову. Мать с кухонным полотенцем в руках стояла на пороге кухни.
– Ты что-то сказала? – спросил он.
– Ничего, – ответила она. – Помой руки и садись обедать.
– Нет у меня никакой девчонки. Так, на уроках переглядываемся…
– Ты о чем?
Юра промолчал, прошел к себе в комнату и закрыл дверь.
В одиннадцатом классе к концу учебного года чужие мысли уже настолько плотно оккупировали его голову, что он стал их путать со своими, часто даже не догадываясь, от кого какая исходит. Иногда они помогали. Например, когда учитель вызывал к доске, а урок не выучен, вовремя пойманная мысль самого преподавателя или кого-то из одноклассников давала шанс не только выпутаться из затруднительного положения, но и заработать похвалу. Однако такое случалось редко, обычно подслушанное в чужой голове сбивало паренька с толку или попросту бесило.
Однажды на перемене в мозгу оглушительно застучало: «быц-быц, балалайка, быц-быц балалайка…». Юре показалось, что это невыносимое «быцканье» исходит от Сашки Горохова, он не выдержал, подошел к однокласснику, толкнул того в плечо, а потом с силой стукнул ладонью по его украшенной синим ирокезом голове:
– Прекрати быцкать! Лучше думай, балалаечник, как тебе экзамен по математике не завалить!
– Ты че? – возмутился Сашка и в ответ ударил Юру кулаком в грудь. Да с такой силой, что тот чуть не упал.
Рядом с ними оказалась Ира Беспалова. Она вклинилась между драчунами, развела по сторонам руки:
– Все мальчики, все!
Юра поутих, подумалось: может, это и не Саня, а кто-то другой «быцкал» в голове?
Но окончательно паренька доконала история с Ниной Селиверстовой: невысокого роста красавицей с доверчивыми серыми глазками, застенчивой на вид студенткой Полиграфического техникума. Они познакомились на танцполе в Снежинке. Юра с ребятами отмечали там день рождения Вовки Герасимова. Она одиноко стояла посреди беснующейся, расчленяемой лазерными лучами толпы, не лохматила свои волосы, не визжала в исступлении. Юра тоже был не в восторге от всеобщего одичания. Поколебавшись немного, размышляя на ходу, как лучше познакомиться с очаровательной девчонкой, что ей сказать, он продрался сквозь толпу размахивающих руками фанатов Годзиллы, остановился перед ней, и в этот момент из динамиков неожиданно полился теплый, лирический голос Калума Скотта. You are the reason.