– Бой окончен! – донесся до Джима голос Пата, словно тому наконец удалось сорвать с губ заклятье. – В течение года эльфы не могут появиться в деревне! По всем правилам бой окончен!

– Тут мы назначаем правила! – закричал Мексидол и направился к Джиму, взметнув над головой искристый клинок. – Наглец, ты не сделал паузу, ранив нашего воина. Ты должен был отойти в сторону и дать ему оправиться!

– Испражниться, что ли? – не понял Джим, стирая с лица кровь огра, и в этом миг Мексидол напал.

Эльф оказался куда опаснее огра. Мексидол был стремителен и почти безупречен в каждом движении, и Джим разглядел это даже сквозь залившую глаза кровь огра. И понял, что не успевает парировать удар удивительного клинка так, как парировал бы его, будь у него в руке что-то более привычное, чем грубый меч, хотя вроде бы никогда и не держал в руке ничего кроме авторучки. И он просто подставил свой меч под удар Мексидола, а в тот краткий миг, которого было достаточно, чтобы понять, что фальшион укоротился вдвое, просто нанес удар кулаком левой руки точно в челюсть торжествующему эльфу. Во рту у того что-то хрустнуло, и Мексидол опрокинулся на спину без чувств.

– Где ты его взял, Патрокл? – донесся откуда-то из-за спины Джима восторженный вопль Малина, но в следующий миг со своего кресла поднялся Епифаний и ударил посохом, после чего Джим сначала увидел поднявшуюся над ним черную тень, а затем погрузился в черноту, как в вязкую жидкость. И все пропало.

– Да жив он, я тебе говорю, – услышал словно сквозь сон голос гнома Джим.

– Как же он может быть жив, если Епифаний его накрыл черной смертью? – в ответ прошамкал кто-то беззубый. – Ты еще скажи мне, что когда съедаешь у меня в трактире пирожок с требухой, он так у тебя из зада в виде пирожка и выбирается!

– Насчет пирожка не скажу, не приглядывался, да и темно у тебя в сортире, а он точно живой! – упирался Малин. – Ты посмотри, дышит он!

– Да где же он дышит? – не унимался шепелявый. – Судороги это!

– Отчего же тогда Патрокл два целебника на тебя потратил, а не на своего клиента? – возмутился гном. – Для чего он ухом к его груди припадал?

– Оттого и потратил, что после черной смерти целебники не действуют! – продолжал шамкать его собеседник. – Бесполезно! Ты бы еще на деревенское кладбище с этими целебниками прогулялся.

– Чего я там забыл? – удивился гном. – Я тебе некромант что ли какой?

– Хватит уже, – откуда-то издали послышался голос Пата. – Жив он. Эй! Джим. Открывай глаза. Да на нем ни царапины нет!

– Как же нет? – удивился гном. – А на лбу у него что?

– Это не здесь было, – отрезал Пат. – Не видишь? Запеклась она уже давно. Джим. Счастливчик!

– Здесь я, – с трудом произнес Джим и наконец открыл глаза.

Он лежал на широкой скамье в просторном зале, напоминающем стилизованный под старину салун. Единственное, что его отличало от подобного салуна в рекламных брошюрах, которые Джим устал перелистывать, разбирая дело одной туристической компании, так это электрические лампочки над головой. Впрочем, они светили тускло и плохо соперничали с масляными лампами, коптящими тут же. Рядом с его неудобным ложем стояли гном Малин, живой и улыбающийся беззубым ртом Ларри Бёрд и Пат с ведром воды, которое последний тут же и плеснул в лицо Джиму.

– Я просто смываю кровь, – объяснил Пат, когда Джим стал чертыхаться и отплевываться. – И это ведро, кстати, уже четвертое.

– А где публика? – поинтересовался Джим, стряхивая с волос воду, сгибая и разгибая ноги и убеждаясь, что он и в самом деле отделался только временным помрачнением рассудка или потерей сознания.