По этому поводу – один кажущийся нелепым, но, тем не менее, симптоматический пример. Речь идет о рассуждениях по поводу не проясненного до сих пор значения и происхождения утвердившегося в Юго-Восточной и Центральной Европе названия «цыгане»[645]. В своем полиисторическом монументальном произведении «De Jure Publico Imperii Romano germanici» (1629–1645) Иоганн Лимнойс (1592–1665) пытается найти решение с помощью этимологических рассуждений и сравнительного анализа признаков:
Одну известную морскую птицу тоже некоторые называли «цингалус» или «цинглус», другие ее же именовали «юнкс» или «торквила», а еще другие, и среди них Гален, называли ее «мотацилла». Все определенно произвели это имя от ее постоянного движения. Поэтому мне хотелось бы верить,, что их стали называть, как у древних называли бродячих нищих, вследствие чего это обозначение первоначально по Большой Греции, а затем по всей Италии было перенесено на людей без постоянного места жительства. Как гласила раньше поговорка: «беднее, чем “цингалус”», как учит нас Суидас у Менандра, можно только по праву сказать: «вороватее чем “цингалус”», поскольку эта человеческая порода публично признается в своем воровском искусстве к грандиозному позору чиновничества, которое не сразу бросает их в тюрьму и наказывает[646].
Сногсшибательные выводы, которые уже через пару лет будут опровергнуты не менее оглушительным образом в переработанной версии этого труда, не приводят к сдержанности в отношении политических рекомендаций. Томазиус отмечает в своем «Занятном трактате о цыганах»:
Насколько очевидно он заблуждается / когда считает, что «цингалус» означает определенный народ / тогда как на самом деле это имя одной морской птицы / которая будто бы так слаба / что не в состоянии свить собственное гнездо / и ей приходится поэтому подбрасывать яйца в чужие гнезда[647].
Томазиус не ошибается, поскольку даже в «Жизни животных» Брема есть «цыганская курочка»[648].
Аргументация контрагентов характеризуется не столько желанием выявить научную истину, сколько желанием все толковать по собственному усмотрению. В своих трудах они искусственно сужают начитанность чужих, других народов, практически произвольно трактуя знаки их письменности в рамках собственных горизонтов понимания. Тем самым они обогащают свои книги интересными и порой оригинальными явлениями и доказывают свою ученую начитанность и полиисторические знания даже самых отвлеченных вещей.
Обширная статья о цыганах в «Универсальном лексиконе» Цедлера делает мнимые знания легко доступными для образованных людей[649]. В ней собрано все доныне известное с претензией на полноту, и главный акцент приходится на юридические документы, причем не делается различия между фактами и выдумкой. Одновременно, какими бы неточными ни были многие из утверждений, сам факт, что они попали в уважаемую энциклопедию, способствует их авторизации, и они на длительный период становятся общепринятыми. Литературное происхождение имеет, к примеру, утверждение, что все цыганские женщины «тайно носят при себе очень острые и длинные ножи, которыми в случае необходимости обороняются, и тем быстрее могут забить и унести украденную домашнюю птицу»[650]. Так, уже у Гриммельсгаузена Кураж вооружена, и точно так же Эсмеральда у Виктора Гюго в «Соборе Парижской Богоматери», и Кармен у Мериме через 150 лет, и Марлен Дитрих (1901–1992) в роли цыганки Лидии в «Золотых серьгах» через 250 лет – по-прежнему.