. Однако в первые годы после своего появления цыгане примыкали к бродящим повсюду группам нищих вовсе не так уж безоговорочно. Их рассматривали как «несчастных», добровольно взявших на себя груз бедности и бездомности, кающихся паломников, которых благодаря их непривычному виду окружала аура чего-то особенного. Поэтому хроники с охотой подхватывают легенды об их происхождении и причинах покаяния и, таким образом, избегают их причисления к мошенникам и обманщикам, что означало бы громкий упрек в воровстве. Города соблюдают заветы о христианском милосердии, о чем свидетельствуют записи о значительных пожертвованиях. Город Нимейген, например, подает просящим в 1428 г. в знак любви своей к ближнему, наряду с хлебом и рыбой, «один ват доброго пива»[43]. Не менее щедрыми оказываются горожане Франкфурта-на-Майне в 1418 г. Однако уже следующая просьба о милостыне встречает отказ, а третье обращение приводит к запрету посещения города. В 1497 г. цыган изгоняют, угрожая применить насилие. Об охранных грамотах больше нет и речи[44].

Ориентируясь на то, как цыгане выглядели, их повсюду воспринимали как сообщество со своей социальной иерархией – с благородным сословием во главе. В «Любекской хронике» упоминается один герцог и один граф, в Шотландии в 1505 г. речь идет о «лорде из Малого Египта», в Болонье в 1422 г. – о некоем герцоге Андреа[45], а в 1459 г. в нидерландском Зютфене – даже о некоем «короле из Малого Египта», он же – «король язычников»[46]. Предводителям приписывались такие черты обихода, как конная езда и владение охотничьими собаками, а также такие признаки богатства, как дорогие украшения и изысканные одеяния, в то время как прочие члены сообщества характеризовались как бедная, принуждаемая к покорности свита. Благородные господа не только по-особенному путешествуют, сословные правила предполагают и соответствующее погребение, во всяком случае, в XV столетии, пока не появились юридические предписания, ограничивающие роскошь похорон. В надгробных надписях упоминается некий Пануэль, герцог в Малом Египте (1445), некий граф Петрус (1453), или, скажем, можно найти упоминание о свободном графе Иоганне: «От Рождества Христова в 1448 году в понедельник после праздника Тела Христова умер благородный господин Иоган свободный граф из Малого Египта, да благословен он пред господом»[47]. К облику цыганских предводителей можно добавить даруемую Сигизмундом в охранной грамоте привилегию неподсудности цыган. Впрочем, соответствующие земельные и городские власти не придают этому никакого значения и, уж конечно, не учитывают содержание охранной грамоты Сигизмунда, которое предъявлял в Болонье в 1422 г. герцог Андреа из Египта и где значилось: письмо Сигизмунда, «короля Венгрии, который является императором, в силу чего им разрешено грабить в течение этих семи лет везде, где бы они ни оказывались, причем никто не имеет права преследовать их по суду»[48].

Инсценировка феодального общества в миниатюре поначалу даже в некотором смысле успешна, пока постепенно не зарождается подозрение в подмене или обмане. Пусть даже речь шла в сущности лишь о более удобном ночлеге под защитой городских стен, тогда как «свита» вынуждена была ночевать в чистом поле. Из Испании, где кодекс дворянской чести был особенно строг, до нас дошел случай признания и придворной учтивости. В 1460 г. одна группа цыган под предводительством некоего графа Якоба и его жены Доны Лоизы подходит к городу Андухару, вооруженная «рекомендательными письмами, подписанными нашим Святейшим Папой»[49]