. Опираясь на хартии – рукописные документы – 1114 года и 1302 года, Валансьен систематически расширяет свой контроль над местностью, состоящей примерно из трехсот мелких городов и деревень. Навязывая им свою интерпретацию деревенских хартий, в письменном виде заставляет принимать новые обычаи и в конечном счете создает структуру, предвосхищающую итальянское контадо, как, например, во Флоренции[21]. Именно во Флоренции компания «Скарселла», основанная семнадцатью купцами в 1357 году, еженедельно посылает в Геную и Авиньон почту, которая доходит в течение двух недель, а на севере ганзейские отделения имеют корреспондентскую сеть, покрывающую всю торговую географию, от Лондона до Новгорода… Наряду с разделением труда, инструментом, позволяющим городу утверждать свое превосходство, становится практика письменной записи и регистрации. Первое и решающее преимущество городу дают контроль над экономикой и новые технологии коммуникации и управления, которые, в свою очередь, обеспечивают накопление ресурсов (включая материальные).

Подтверждения завоевания окружающей местности этим «пишущим городом» можно найти в иконографии. Вот «Вифлеемская перепись», перенесенная Брейгелем в деревушку в зимней Фландрии: нигде никаких намеков на культуру письменности, только фигуры чиновников, посланных из «резиденции», которые обосновались на постоялом дворе, откуда, вооружившись своими книгами, проводят перепись жителей и, как можно предположить, собирают подати[22]. На картине Питера Брейгеля «Деревенский адвокат (Крестьяне у сборщика налогов)» представлена похожая сцена, но относящаяся к гораздо более позднему времени (1620): адвокат, по всей видимости, остановился на постоялом дворе, где принимает посетителей, практически погребенный под массой всевозможных бумаг, некоторые из пришедших к нему крестьян принесли с собой птицу в качестве оплаты. На стене висит «Альманах» (календарь), возможно, как символ системы измерения времени, связанной с письмом и письменной работой: от «естественного» времени года и религиозных праздников переходят к времени административному (налоги!) и финансовому (подсчет долгов и процентов). Эту гипотезу подтверждают стоящие на столе песочные часы: юристу платят за время, которое он потратил на то или иное дело. Важны все детали, обозначающие разрыв между деревенским обществом и современностью, подчеркивающие владение письмом, переход к другому восприятию времени и изобретению другой модели труда. Именно категории, связанные с письмом, со все большей очевидностью укрепляют господство города, его чиновников и торговцев над сельским миром[23]. Город – это место, в котором изобретается новая модель труда, в частности труда интеллектуального, в отношении которого на протяжении веков и даже еще в XIX столетии будет стоять вопрос, прилично ли его оплачивать или нет.

Хотя письменность распространяется все шире, она по-прежнему остается уделом технических специалистов и меньшинства. В городе, а еще больше в сельской местности, «объявления» все еще производятся через оглашение, и глашатай остается персонажем из повседневной жизни: его задача как «публиковать» решения властей, так и являться их представителем, донося их слова – отсюда определенная пышность, использование униформы или, по крайней мере, отличительных знаков, таких как гербы. Один из персонажей «Алтаря святого Бертена» зачитывает перед собравшейся за стенами города толпой указ на пергамене, на котором свисающая красная печать удостоверяет полномочия издавших его властей (1459)[24]