Отец, по-видимому, принадлежал к социал-демократическому подполью, и еще в том же 1939 году его схватило гестапо и бросило в концлагеря: Заксенхаузен, Бухенвальд и, предположительно, Аушвиц. Беременная мама с бабушкой решили тогда бежать из Германии – в Копенгаген, где, замужем за работником шведского посольства, жила двоюродная сестра отца. И это им удалось: 20 марта, частично по крепкому балтийскому льду, а частично на шведском катере они благополучно ступили на датскую землю, но ступили уже втроем – 18 марта, так сказать, по дороге, к ним примкнул и Клаус Тешемахер. Тетя устроила их в Хиллевольде, пригороде Копенгагена. А ровно через месяц, 19 апреля, в Данию вступил и вермахт!

Датские подпольщики прятали эту троицу – старуху-бабку и маму с грудничком – столько, сколько нужно было, в 17 разных местах Дании. Никто их не выдал, все трое благополучно дожили до освобождения Дании 5 мая 1945 года. 5-летний (что было нормально для Дании) Клаус было пошел учиться в датскую школу, и вот тут-то их всех арестовали: кто-то стукнул на них англичанам, что это… нелегалы-немцы! По ходу разбирательства бабушка умерла, а маме удалось установить контакт со шведским посольством и с представителями Сопротивления – ее с ее первоклассником отпустили на все 4 стороны.

Клаус Тешемахер / Klaus Teschemacher

Подались они в Германию, в Гамбург, в большой лагерь для перемещенных лиц, откуда мама начала искать отца и его старших детей. Вне лагеря слово «еврей» ругательством быть не перестало, поэтому, выходя за ворота лагеря, мама предпочитала не быть узнанной как еврейка; о том, что об этом надо помалкивать, хорошо знал и маленький Клаус: антисемитизм как традиционная наука переживания еврейства и еврейской закалки.

В лагере для ДиПи и взрослые, и дети ценили дружбу и легко сбивались в группки и стайки, действовавшие сообща и на грани фола (впрочем, и за гранью тоже). Та стайка, в которую приняли и Клауса, специализировалась на снятии колес с джипов оккупационных властей. В 4 километрах от лагеря была граница между британской и советской зонами, она же пункт бартерного обмена между бесшабашными юнцами и советскими офицерами – колеса на продукты питания! Это был первый прямой контакт будущего председателя Фрайбургской общины с советскими людьми и нравами: до сих пор сидит в памяти имя того предприимчивого майора – Игорь.

Вскоре стайку юнцов разоблачили, и этот бизнес прекратился. Тяжело заболела мама – психически, что не мудрено при такой жизни: ее положили в психиатрическую клинику. А 11-летнего Клауса взял к себе его берлинский дядя – крупный строительный предприниматель.

Через четыре месяца мама вернулась из клиники, соединившись с сыном в их маленькой квартирке в Гарце. Но примерно через год маму снова положили на непредсказуемо долгое время в психиатрическую клинику.

Тогда Клауса взял к себе другой его дядя – в Австралию, в Сидней. Там, в сиднейской Большой синагоге отпраздновали его Бар-мицву.

В конце 1954 года юноша вернулся в Германию, где продолжил свое обучение.

Когда дядя вернулся из Австралии, то почел за благо

отправить племянника в Париж, чтобы он выучил как следует французский язык.

Так, в течение года он приобретал соответствующие языковые навыки в Париже. Однажды, во время ночного посещения парижского крытого рынка он потерял паспорт. После чего Клаус вернулся обратно в Гарц к матери, причем с большими приключениями, например, нелегальный переход немецкой границы под Саарбрюкеном.

Но после года такой вольницы любая немецкая школа покажется пресной. Получив аттестат, Клаус университету предпочел армию, а точнее флот: хороший английский привел его в США, на военно-морскую базу во Флориде, а затем на службу в немецком посольстве в Лондоне (чуть позже еще и на работу в Индии!).