Эвешка всегда чувствовала себя настороженно – ведь она была уже фактически мертва сотню лет, но скрывала это. Волшебство помогало ей в этом. Потом она вышла замуж за такого вот сорвиголову, но он никак не мог понять всех ее страхов и беспокойств.

Но Эвешка и в самом деле чувствовала, что с нею что-то было не так.

Какое-то чувство внутреннего беспокойства постоянно напоминало о себе.

Но что это могло быть такое? Впрочем, Петр все же считал, что понимает женщин достаточно – по крайней мере тех, с которыми он общался в годы своей бурной молодости. Но то в основном были купчихи да скучающие дочки кабатчиков. Характер жены его мало интересовал, только иногда он удивлялся, как такое может быть – одним только желанием или заклятьями заставлять заставлять попутный ветер надувать паруса.

Но для него Эвешка была женой, и потому все ее таланты он справедливо рассматривал как принадлежащие ему.

– Да нет, – наконец подала голос Эвешка, – ничего у меня не болит!

Просто как-то муторно на душе… Не знаю, может быть, это предчувствие перемены погоды?

– Но она же хорошая пока!

– Погода может измениться в любую минуту…

Неужели она опять что-то мудрит с погодой, подумал Петр. И все из-за нежелания отпускать дочь из дому ездить на лошади! Но сколько можно держать девчонку возле себя – ей уже пятнадцать лет, скоро будет невеста!

– А поточнее нельзя? – спросил Кочевиков немного раздраженно.

– Чего поточнее! Нет, вам и вправду надо отправляться! Или на лошадях, или по реке – но чего дома-то сидеть!

Петр удивился такому резкому изменению настроения, но решил не подавать виду.

– Значит, обратно в Киев посылаешь меня? Я что же, надоел тебе, может?

– Перестань! – она тоже стала выходить из себя, – ты мне никогда не надоедал!

– Может, что-то случилось с Ильяной?

– Нет!

– Перестань, я знаю, что ты и она сегодня какие-то не такие!

– Как это?

– Я сказал ей, что завтра поедем кататься на лошадях, их пора размять.

Ты знаешь, что она давно этого ждала! А последний месяц, так вообще уши мне с этим прожужжала! И вдруг на те, заявляет, что хочет остаться помочь тебе на кухне! Каково, а? Она что, правда хотела с тобой остаться?

– Она мне про это ничего не говорила! Кстати, она сказала, что я отругала ее?

– Сказала только, что должна больше тебе помогать в доме, вот и все! Ну что там насчет поездки в Киев?

Эвешка, сложив руки на груди и нахмурившись, отошла в сторону. Слишком много тут было недосказанного, чего бы она ни за что не хотела говорить кому-то другому, и чего Петр все равно не понял бы.

– Знаешь, я в Киев не собираюсь, – сообщил муж, – я и так там был! Этот княжич – просто алчный недоносок, да еще совершенно не понимает юмора!

Что мне там делать? А уж насчет Войводы, так они там для меня давно веревку намылили!

Ответа не последовало. Кочевиков терпеливо молчал. Ответа так и не было.

Тогда Петр, сняв рубашку, подошел к углу, где стояла корзина для грязного белья, и засунул рубашку туда.

– Я вообще ничего об этом не знаю! – повернулась Эвешка к нему, – и – вообще!

– И вообще, как только с моей дочерью начинают твориться странные вещи, меня сразу отправляют к черту на кулички! Ей уже пятнадцать лет, она время была такая спокойная, а тут будто подменили девку! Если уж есть что-то такое, чего я не понимаю, ты мне объясни!

– Мне ночью приснилась сова…

Ну и что из этого! Подумаешь, птица! Но не все было так просто в этой семье!

– А ведь сейчас как раз самое время! – в раздумье проговорил Петр, – я и сам несколько раз думал об этом. Но это вряд ли он! Ведь не…

Но Эвешка положила палец на его губы, давая понять, что говорить об этом бесполезно.