Знал смыслы звёзд и силу рун.
Другой профессии не зная
И не желая вовсе знать,
Любил шаман Иван Петрович
По разным случаям камлать.
Вокруг костра танцуя с бубном,
Варя отвары трав в котле,
Он никогда не сомневался
В своём нелёгком ремесле.
Когда же не было работы,
Он забирался на топчан
И, уши духов ублажая,
Терзал свой старенький варган.
Не без труда нашёл жилище
Шамана знатного Вергил,
Как полагается, бутылку
На стол меж ними водрузил.
Он пояснил свою проблему
И планы действий колдуну,
А, иллюстрируя серьёзность,
Извлёк на стол ещё одну.
Настрой шамана был скептичен.
Вергил, однако ж, был из тех,
Кто обеспечивал любому
Мероприятию успех.
В конце концов волшебник сдался:
«Задумал смело дело ты.
Не пропущу такое шоу!
Старуха, где мои унты?!»
***
И вот однажды заявился
Вергил с шаманом в Тель-Авив,
Собрал консилиум учёный,
Конкретно с ним поговорив.
Быть до конца бескомпромиссным,
Чего уж там, Вергил умел —
Весь свет науки медицинской
Он враз оставил не у дел:
«Из ваших бесовских методик
Не помогает ничего.
Пошли все на хуй из палаты.
Мы сами вылечим его!»
Когда врачи щемились в двери,
Навстречь им шествовал, как царь,
Джедай тайги Иван Петрович,
Неся шаманский инвентарь.
И вот в палате белоснежной
Над телом, впавшим в коматоз,
Удары бубна зазвучали
И пенье горла полилось.
Толпясь за стенкою стеклянной
Академический народ
Дивился звукам песни странной,
Шаман которую поёт.
Тряся оленьими рогами
И кулаком долбя тюнгур,
Он внёс в столпы научной мысли
Известной степени сумбур.
Вот стали громче звуки бубна
И горла аккомпанемент
И всё быстрее крýжат в пляске,
Как змеи, вихри пёстрых лент.
Вдруг помещение померкло,
Как будто дым или туман
Заполонил на миг палату.
Тут пал бездыханным шаман.
Вергил вбежал, доставши фляжку
И отстраняя докторов,
Заставил проглотить шамана
Из фляги несколько глотков.
Тот приоткрыл глаза и взглядом
Просил оставшееся влить.
Допив, довольно облизнулся
И тихо молвил: «Будет жить».
Профессора не допускали,
Что принесёт обряд успех,
Но вырвался одновременно
Вскрик удивления у всех:
Дисплеи светятся приборов
И каждый датчик говорит,
Что пациент уже не в коме,
А сном здоровым крепко спит.
Когда пришельцы из России
Покинули притихший зал,
Седой профессор наклонился
И с пола фляжку подобрал.
Понюхав горлышко у фляги,
Взгляд ошалелый поднял он:
«Коллеги, да федь это русськи
Домашни фодка – са-моу-гон!»
Так, супротив научным догмам,
Спас друга старого Вергил,
Прибегнув с помощью шамана
К поддержке тайных высших сил.
Восстановленье было быстрым
К позору медиков-светил.
В свои дела, в палате лёжа,
Вергила Белкин посвятил.
Был удивлён Валерий сильно,
Что тот с Евгением знаком,
И посчитал всё, что случилось,
Судьбы занятным узелком.
Вергил не мог не согласиться,
Что доля правды в этом есть,
Ведь Жене он в какой-то мере
Обязан был, что был он здесь.
Тем временем Иван Петрович,
Собрав мужей учёных зал,
Как будто бы заправский коуч
Пред профессурой выступал:
«…К богам Земли, Огня и Дыма
Взывать положено тогда,
Когда Ветра не помогают
И не справляется Вода!
И прежде чем антибиотик
С транквилизатором мешать,
Гораздо будет эффективней
Для духов агнца заклать.
А объяснить мотивы духов,
Увы, никак я не могу.
Вы приезжайте лучше в гости
В глухую русскую тайгу».
***
Как широка страна родная,
И высока, и глубока,
Ещё белеют снегом горы,
А в долах уж течёт река.
Природу солнце обогрело,
Даря лучами теплоты.
От спячки пробудился трактор,
Земли ворочает пласты.
Уже подснежники несмело
Повылезали там и тут,
И в сени ласточки влетают,
И травы весело растут.
Непредсказуема природа,
Как сердце женское, весной:
То солнце жарит без пощады,
То дождь закапает косой.
По ебеням и косогорам
В виду отсутствия дорог