– Эй, назоритянин.

– Да, господин.

Иисус, все еще думающий о своем, догнал потомка Саддока на углу Дворцовой улицы.

– Умеешь ли ты быть немым и глухим, назоретянин?

– Как прикажешь, господин.

– Надеюсь, ум твой длиннее твоей бороды.

Саддукей постучался в калитку и когда ему отворили, вошел в нее первым.

Иисус еще днем заметил, что ни один из восставших не заходил на эту улицу, но он даже не думал, что первосвященник остался в своем доме. Он очень удивился, идя за провожатым и видя вокруг себя привычную жизнь знатного иудея.

– Жди, назоретянин и прояви терпение.

Иисус кивнул и остался стоять возле маленького оконца, выходящего на темную улицу.

Что находилось внутри, он плохо видел. Тьма, едва освященная лампадкой, окутывала его. Мысли его были на редкость спокойны и безмятежны. Он не боялся великих, потому что сам был велик.

Ему не пришлось ждать долго. Маленький и истощенный человек в полосатом халате вышел к нему из черноты распахнувшейся двери.

– Иди за мной, человече, – коротко сказал он и повернулся назад.

Комната, в которую попал Иисус, была ярко освещена светильниками. У дальней ее стены, в кресле, напоминающем трон, сидел грузный человек с длинной курчавой бородой. Волосы его скрывала домашняя шапочка. Домашняя одежда его была сшита из дорогой ткани и богато украшена золотым шитьем.

– Подойди ближе, назаретянин, – нетерпеливо велел он.

Иисус подошел и поклонился почтительно, сразу узнав первосвященника Анну.

– Ответишь мне толково, и я награжу тебя, – важно сказал Анна, поднимаясь из кресла.

– Осторожно, господин, – попытался удержать его, старик, приведший Иисуса.– Он может иметь спрятанный нож.

– Господь Небесный оградит своего раба, верно служившего ему.

Прозвучало это излишне высокомерно. Старик, привыкший к такому, лишь поклонился.

Иисус же даже не шелохнулся, словно не замечая ничего вокруг себя. Он спокойно и равнодушно смотрел на первосвященника.

– Кто ты, юноша, и откуда родом?

– Я Иисус, сын Иосифа из Назарета, что в Галилеи, – ответил он бестрепетно.

– Что ж, ты можешь отвечать. Тогда спросим еще. Давно ли ты служишь Иисусу Египтянину?

– С того времени, когда спеет виноград, с месяца севана, господин.

– Я вижу, что ты учился. Кто твой учитель?

– Рабби Азор.

– Фарисей. Что ж, видно, ты стал знатный книжник. Отвечай и дальше так же складно, и награда твоя найдет тебя.

Чем дальше говорил он, тем выше становился в своих глазах и в глазах присутствующих тут, а Иисус при этом становился все мельче и незначительнее. Он уже готов был превратиться в мошку или земляного червя, когда опомнился и, взяв себя в руки, глубоко вздохнул.

– Меня прислал к тебе мой учитель, и наградить меня может только он, – ответил ему Иисус, стараясь говорить вежливо. – Спрашивай дальше, господин, я отвечу тебе так, как на моем месте ответил бы тебе он.

Анна вспыхнул и быстрыми шагами вернулся к своему креслу. Он не ожидал такой дерзости от мальчишки, у которого едва пробивается борода.

– Язык у тебя длиннее твоего пояса, смотри, как бы это не довело тебя до беды. Знаешь, как поступают с юнцами, у которых слишком бойкая речь? Их забивают камнями.

– Нет, господин. По Закону камнями забивают за грех перед Всевышним и людьми, я же не сказал ничего грешного.

– Хорошо же. Речешь ты гладко, – первосвященник сел и собрал в кулак свою бороду, чтобы успокоиться. – Если же ты так же гладко будешь отвечать на мои вопросы, твоя жизнь в дальнейшем будет более счастливой. Чего от нас хочет равви Азор?

– Не понимаю.

– Равви Азор желает вернуться в Синедрион, или хочет чего-то большего?

– Я думаю, он хочет вернуть Царство Божие Израилю.