Особенностью формирования воспоминаний является механизм «от большого к малому», при котором мозг использует фильтры «важности» и «необходимости». Карточки, удовлетворяющие двум критериям, хранятся долго. Если воспоминание не важное, или не самое необходимое, оно, как правило, удаляется. Особыми, требующими внимания, являются воспоминания о стыдных, порочащих достоинство, и трагических событиях. Мозг и хотел бы их забыть, но неординарность ситуации, особые эмоции, и, как следствие, химические процессы уже сделали свое дело.

На помощь передаваемой из поколения в поколение вербальной информации (как следствие подверженной максимальной критике) пришло документирование. С изобретением письменности достоверность, если такой термин вообще приемлем, значительно возросла. Тогда и возникла интерпретация. Картотека человеческой памяти, называемая историей, пополнилась карточками, которые многократно исправлялись рассказчиками, летописцами и всем, кому не лень. При этом, каждый следующий вносил свои оригинальные правки. Не остановил процесс искривления памяти и дальнейший прогресс. Общая грамотность росла, знания обретали массовый характер, но непременно находились те, кто забирался в нашу виртуальную картотеку и правил карточки.

«Где же время?» – спросите вы. В масштабах, больших, чем одна человеческая единица, время ничтожно, а в массе и больших расстояниях и вовсе сведено на нет. Оно существует только по тому, что в нем нуждается маленький хрупкий человеческий организм, желающий познать себя. Наша жизнь – конечная, не имеющая смысла, смена слайдов. Наслаждение, чувства и мысли существуют исключительно в том слайде, который мы проживаем сейчас. Память – всего лишь послевкусие. Яркость и точность карточки зависит от ситуации и химии внутри. Но не стоит обольщаться, времени до нас нет никакого дела. Парадигма жить воспоминаниями порочна, как порочны обещания прекрасного будущего. В обоих случаях мы опираемся на эмоции. Эмоции – роскошь современного мира».

Ник закрыл книгу, погасил свет и долго сидел, наблюдая темноту. Темные текстуры давались Еве легко. Она не тратила ресурсы на прорисовку деталей, работу с глубиной, тенями, не пыталась соотнестись с законами физики. В темноте мир становился монохромным и плоским, он наполнялся визуальным шумом и акустической тишиной. Внезапно Ник понял, что искал Ант – грань, то место, где соприкасаются реальность и иллюзия. Суть Евы не в ее возможностях, а в целях и средствах. Словно ребенок, добравшийся до заветной шкатулки, Ник улыбнулся: «На этих страницах ты ничего не найдешь ни о Еве, ни о ее устройстве. Брант издевается, и поясняет почему. Эту книгу написал человек для людей. Каждый следующий актор с удовольствием внесет правки, лишив текст уникальности. Ант раздражал систему, собирая свой личный опыт, свои карточки. Вот почему он так удивился, когда понял, что я не забыл об их нападении на серый дом. Личный опыт внутри собственной карточки важнее букв на бумаге. Ант создавал дыры и наблюдал, как старательно Ева их штопает».

Спустя сорок один год после Великой войны родился ребенок, чье имя вошло в историю и плотно связалось с созданием Нового мира. Мальчика назвали Макс. Небольшого роста, хилый, часто болеющий ребенок заставлял родителей переживать и не спать ночами. Подобная напасть сопровождала многих. Война напоминала о себе страшными болезнями, которым не было числа. Маленькое, плохо развитое тело снаружи, внутри наполнялось не по годам. В раннем детстве у Макса открылся талант к рисованию. Сверстники только учились держать в руке карандаш, как Брант, точнее его воображение, уже представило образ, а маленькая, пухлая детская ручка старательно вывела первые линии. Реалистичность и объем, коими была наполнена картина, ошеломили. Это был портрет молодой девушки. Овал лица, платок, накинутый на плечи, живые глаза с маленькими блестящими точками зрачков и загадочная улыбка. Глядя на картину, зрители невольно улыбались. Реакция пугала, а по телу пробегала дрожь, ведь эмоцию вызывал рисунок человека, которому не было и пяти лет.