Родкинс выключила планшет и взглянула прямо в глаза Санте.

– Согласно акту о патриотизме, сэр, принятому после одиннадцатого сентября, у вас нет права на адвоката.

– Что? – Санта не верил своим ушам. – С каких пор?

– Я же говорю – после 9/11.

Терпение Санты лопнуло. Он нечеловеческим усилием воли призвал доступные крохи волшебства и непостижимым образом перенёсся на другой конец страны. Чтобы вернуться в родную Лапландию, волшебства не хватило. Ночные злоключения и первое за всю карьеру запоротое Рождество высосали из Санты все силы, подобно некоей чёрной дыре. Такой слабости и беспомощности он никогда прежде не чувствовал.

Было раннее утро. Из-за праздника небольшие магазинчики стояли закрытыми. Народу на улицах почти не было – все отсыпались в выходной.

Опечаленный Санта побрёл наугад, куда глаза глядят. Ему с трудом верилось в реальность обрушившейся на него катастрофы. Впечатление было такое, словно люди, ради которых он всю жизнь старался, сговорились против него. Не представляя, как можно решиться на такое зло, Санта очень страдал и переживал, его слегка мутило и подташнивало.

Он надеялся, что все его злоключения позади, но заблуждался. В одном из переулков его подкараулила и прижала к стенке компания неонацистов-скинхэдов.

– Твои белые волосы и борода нас не обманут, – заявили они. – Ты выглядишь как истинный ариец, но мы-то знаем, что это не так. Ты родился в Ликии, а это Ближний Восток, то есть ты – черножопый чурка. Затем ты поселился в Лапландии – это вроде бы Европа, но её населяют косоглазые тундровые чучмеки. Получается, что ты – худший из худших, ты помесь черножопого чурки с косоглазым чучмеком, а твои белые волосы – это насмешка над нордической расой. Зачем ты приехал в нашу страну, цветной? Отнимать у нас рабочие места? Растлевать наших детей? Насиловать наших женщин? Грязная жидо-христианская свинья!

Санта не успел указать неонацистам на логические ошибки в их рассуждениях; скины набросились на него всем скопом и жестоко замесили, хуже чёрной братвы, после чего отрезали ему слипшиеся от смолы бороду и волосы. Но этим дело не ограничилось. Найдя в мусорном баке выброшенные кем-то лохмотья, нацики нарядили в них Санту, а смолисто-перьевое бельё сорвали и сожгли.

Думая, что глумятся над расово неполноценным эмиграшкой, нацики, сами того не подозревая, помогли Санте обмануть федеральный розыск, потому что теперь он ничем не напоминал собственное фото, запущенное Родкинс в систему.

Активисты BLM наваляли ему за то, что Санта ни разу не осудил полицейский беспредел в отношении цветных. Активисты «Me Too» – за то, что он ни разу не выступил с осуждением сексуальных домогательств и токсичной маскулинности. Воинственные феминистки навешали Санте люлей только за то, что он гетеросексуальный мужик, самозванно узурпировавший право олицетворять дух Рождества и тем самым унизивший всех женщин. Ведь что мы празднуем в Рождество? Рождение младенца Иисуса. А рожают, как известно, женщины, значит, логичнее было бы сделать символом Рождества женщину, а не старого, жирного и заросшего волосами мужика. К тому же, обращаясь к детям, Санта всегда говорит «мальчики и девочки», вместо «девочки и мальчики», демонстрируя патриархальный шовинизм и супремасизм. Бродячий христианский проповедник набросился на Санту с тумаками, обвиняя его в том, что тот извратил образ христианского святого и превратил его в клоуна, балаганного скомороха. Борцы с педофилией отмутузили Санту за его якобы нездоровую тягу к детям, интерпретируя рождественскую раздачу подарков и обязательное сидение на коленях у Санты как особо изощрённую прелюдию к скрытому сексуальному домогательству.