– Василий Иванович, – сказала Ольга, стараясь не смеяться, – вы опять выпили?
– Выпили? – Вася возмутился. – Это вы так изящно выразились! Я вдохновился! Вдохновился вашей очаровательной особой! Я готов вам подарить готовую картину! Прошу вас попозировать мне за бутылку водки, моя красавица!
– В каком смысле? – прищурилась Ольга.
– В самом прямом! – Вася погладил живот. – Вы будете позировать! Как Венера! Или как русалка, из морских глубин! С бутылкой!
Ольга подумала. Бутылка водки – это было заманчиво. А Васин "шедевр" можно было бы повесить в туалете и пугать своих знакомых.
– Хорошо, Василий Иванович, – согласилась Ольга. – Но только за две бутылки. И без русалок.
– Две?! – Вася заплакал. – У меня только одна! Но… я могу вам ещё и картину с русалкой нарисовать! С трезубцем! И с бутылкой!
В итоге договорились на одну бутылку, три пачки чипсов и обещание нарисовать портрет Ольги в образе "Королевы Алкомаркета" в короне из пробок.
Вечер оказался запоминающимся.
Комната была погружена в полумрак, освещаемая лишь причудливым светом настольной лампы. Яркие красные бусы были единственным элементом одежды на Ольге. Сидя на потрескавшемся стуле, она напоминала не столько Венеру Милосскую, сколько экзотическую доисторическую птицу, готовую к любому безумию. Вместо бутылки водки в руках натурщицы красовалась маленькая гармошка – концертино. Водку Вася выпил за полчаса до прихода своей модели.
Сам Вася, вдохновленный Ольгой и бутылкой горячительного, был похож на заблудившегося матроса, ищущего свой корабль в бушующем море абстракционизма.
Ольга, приняв позу, которая одновременно сочетала в себе грацию богини и усталость продавщицы после тяжелого рабочего дня, попыталась сохранить невозмутимый вид. Однако, когда Вася, макая кисть в баночку с ярко-красной краской, небрежно задел её бедро, она невольно вскрикнула.
– Василий Иванович! – прошипела она, стараясь сохранить остатки своего достоинства. – Вы что, слепой?! Я же не холст, чтобы по мне краской размазывать! Это, знаете ли, чувствительная кожа! И потом, это выглядит… как-то… неэстетично!
Вася, полуприкрыв глаза от вдохновения, отмахнулся:
– Эстетика – это субъективно, Ольга Петровна! Это… импрессионизм! Я передаю через цвет и фактуру… ваши… внутренние переживания!
Его кисть снова задела Ольгу, на этот раз уже по плечу – зелёным мазком, похожим на плохо замаскированное пятно плесени. Ольга сдержала очередной крик, только легко прикусила губу.
– Василий Иванович, – сказала она, сжав зубы, – вам, кажется, нужно не меня красить, а лечиться! Может быть, вам лучше на гармошке сыграть? Это, по крайней мере, безопаснее для моей кожи и моего душевного равновесия.
В глубине души она понимала: это было не просто свидание, а перформанс, авангардное произведение искусства, где главной темой является сочетание абстрактного живописного искусства и экспрессивной народной музыки, приправленное ещё и легким запахом водки. А она, Ольга Петровна, продавец из алкомаркета, – не просто модель, а живой холст, и натуральная составная часть этого сатирического шедевра.
Вася, продолжал работать с кистью, как дирижёр с палочкой – энергично, но несколько неточно. Краска летела во все стороны, словно осколки гранат на поле боя.
Попутно художник попытался поправить Ольге прядь волос, которая, по его мнению, "мешала гармонии композиции". Его пальцы, не особо отличающиеся координацией, запутались в её волосах, вызывая не только творческий восторг у художника, но и тихий стон у модели.
– Василий Иванович, – Ольга сжала кулаки, – я понимаю, что вы вдохновлены, но ваши попытки прикоснуться ко мне напоминают скорее пытки каракатицы.